Том 1. Рассказы и повести

Загадка эта непрестанно занимала эксканцлера. Он даже с управляющим Яношем Кишем поделился своим недоумением, заметив с улыбкой:

— Подумайте, Тэвишкеш и на завтра остается… Ума не приложу, что это с ним. Пустился в такой длинный путь из-за каких-то несчастных сорока бревен, вместо того чтобы прислать своего управляющего — да что я говорю, писаря этого управляющего, — и вот, прилип здесь, будто «поляк» *. Кто бы мог подумать такое о Тэвишкеше?

Янош Киш пожал плечами.

— Видимо, он хорошо здесь себя чувствует, только и всего. Любезность вашего сиятельства приколдовала его. Не может расстаться с вашим домом. К тому же он стар. А к старости человек что дитя. С возвращением же детства возвращается беспечность, легкомыслие. Пожалуй, этим объясняется его поведение. Видно, и Тэвишкеш не исключение из общих для людей законов.

На другой день граф велел заложить легкую бричку, и они объехали все хозяйство, побывали в обеих овчарнях. В одной из них как раз была свадьба. Овчар выдавал дочь за алыпо-эстергайского скорняка. Заливалась волынка, и собравшиеся отовсюду пастушьи чада и домочадцы отплясывали чардаш под волшебное блеяние давно почившей овцы. И вдруг перед помещиком выросла шаловливая молодушка.

— А ну, ваше сиятельство! Может, спляшем? — покачивая бедрами, позвала она.

Другая, пышная, горделивая красавица, уважения ради, решила пригласить на круг почтенного Тэвишкеша.

Граф улыбнулся и чуть было не попался, но Тэвишкеш, сурово наморщив лоб, с достоинством остановил эксканцлера:

— Неприлично нам смешиваться с подобным людом.

И холодным жестом отослал осмелевшую от медовой водки молодицу:

— Ишь чего задумали, недотепы!

Когда, побывав на двух хуторах и в степном имении «Рочка», где жена приказчика состряпала им великолепный обед — куриный бульон с клецками и пирог с укропом, — как нельзя более угодив тем Тэвишкешу, они возвратились в замок, им навстречу выбежали сыновья графа, Янош и Антал, издали крича.

— Дядя Тэвишкеш, а что вы нам привезли?

— Ничего, голубчики мои, я вам не привез, ничегошеньки, — запричитал Тэвишкеш, — сегодня я ничего не нашел по пути, только суслика одного.

— А почему вы его не привезли?

— Он убежал к себе в норку.

— А что ж вы его там не догнали?

— Ну, где ж мне пролезть в нору.

— Это правда, — сказал маленький Анталка, — у вас большой живот.

— То-то и оно. А норка такая махонькая, мои крошки, что только суслику и пролезть в нее. Я мог бы, конечно, налить в ту норку воды, и тогда суслик вышел бы — но ведь я не звал, что вам нужен суслик.

Рассуждениям не было конца. Дети засыпали старика вопросами, упреками.

— Неужели можно его достать, залив водой норку? И вы не достали?

— Не достал, — оправдывался Тэвишкеш, — потому что у меня не было воды.

— Разве обязательно надо водой?

— Ну конечно же.

— А вином нельзя было? — допытывался Янош.

— И вином можно бы, — засмеялся Тэвишкеш, — только и вина не было.

— Как же так, ведь отец утром положил в бричку целых две бутылки.

— Что поделаешь, мы их распили за обедом, к тому же жалко переводить вино на сусликов.

Этот разговор послужил богатой пищей для фантазии и любознательности мальчиков. Как заливают норки сусликов? Отчего суслик так боится воды? Страшно, должно быть, бедняжке от наводнения в его домике? Наверное, пищит или, может, ревет? А когда он удирает, пытается ли укусить человека, что дожидается у норки?

Они забросали отца множеством вопросов. Но тот совсем ничего не знал о сусликах (хотя и сам был чем-то вроде суслика из затопленной норы), и дети потеряли к нему интерес. Насколько больше привлекал их теперь Тэвишкеш! После ужина они залезли к нему на колени и завели бесконечный разговор о сусликах. Наконец он пообещал мальчикам — раз уж они так этого желают — завтра с позволения их мамочки, сиятельной графини, отправиться с ними в поле выливать сусликов, вот только кувшин глиняный надо прихватить.

Это окончательно растрогало всю графскую фамилию. Граф особенно был доволен, когда же гость удалился спать, вернее, спустился сначала в конюшни поболтать со своими гнедыми да полюбоваться на них (ей-ей, они, что ни день — все глаже становились на дармовом овсе), граф стал с гордостью расхваливать его перед графиней.

— Вот видишь, это тебе венгерский крестьянин. Прирожденный джентльмен. Другого такого нет в целом мире. Ему бы сейчас заниматься хозяйством на своих трех тысячах хольдов, он ведь и не откосился еще, и зерно не молочено, немало, вероятно, убытка он понесет, а сколько покрадут без привычного надзора — и вот, при всем том, что человек он экономный и к тому же страстный земледелец, Тэвишкеш столь воспитан и любезен, что остается в угоду детям, потому что им, видите ли, захотелось половить с ним сусликов. Это, душечка, просто сказочно. Такого человека нужно ценить.

Тэвишкеш в самом деле пошел на другой день с мальчиками в поле, они заливали сусликов до самого обеда, и это была божественная забава; а после обеда Тэвишкеш уселся с детьми на дворе замка, под соснами, и стал мастерить им из бузины водяной пистолет и лук из дранки. Это вызвало восторг, начались невообразимые шалости, особенно по вкусу пришелся мальчикам водяной пистолет, из которого они рьяно поливали на расстоянии двадцати — двадцати пяти шагов сновавших по двору гувернанток, камеристок да швей, которыми полон был графский двор. Веселые взвизгивания, оживление, смех развеяли обычную суровую тишину замка. Одна за другой появились из замка крошечные графини (их было три) и вместе со своей француженкой-гувернанткой тоже подошли к старику: может, он и им смастерит что-нибудь, — и Тэвишкеш тут же сделал каждой по длинному ожерелью из одуванчиков и повесил их девочкам на шею. Радости не было предела. Украшения показались девочкам ценными, потому что были они не из золота.

Меж тем Тэвишкеш повествовал детям о лисичках, которые живут в таких же почти норах, как и суслики, о белках, которые разгуливают по веткам дальнего леса с такой же ловкостью, как будто гуляют по ровной земле. Они-то ведь астмой не страдают, как он (то есть, старый Тэвишкеш), вот их и трудно словить, хотя он, конечно, знает один способ.

— Пойдем поймаем одну, — торопил маленький Янош.

— Теперь уже поздно, графушка, вечереет, а лес далек, да и белочки уснули где-то в другом месте.

— Ну, значит, мы утром должны пойти. Правда ведь, мы утром пойдем? Обещаете нам, дядя Тэвишкеш?

— Ни слова больше, дети, — послышался вдруг укоризненный голос самого графа; скрытый кустами, он незаметно приблизился к ним по усыпанной гравием дорожке. — Вы не должны злоупотреблять добротой дяди Тэвишкеша. У дяди Тэвишкеша есть и другие дела, кроме как с вами играть. Вы не должны его дольше удерживать, нельзя! Ступайте сейчас же отсюда!

Дети нехотя разбрелись, хоть покинутый ими Тэвишкеш и подавал им издали поощрительные знаки, обращаясь при этом к своему сиятельному хозяину с такими словами:

— Так ведь я-то все равно завтра здесь буду.

— К-как? — заикаясь, пробормотал граф, смущенный этим поразительным заявлением. — Неужели они вас все-таки уломали? Да вы их не слушайте!

— Тут маленькие графья ни при чем, — с расстановкой, таинственно озираясь и приглушив голос до шепота, произнес Тэвишкеш, — это я из соображений высшего порядка.

— Из соображений высшего порядка? Я вас что-то не понимаю, — улыбнулся граф, — того и гляди, вы разожжете мое любопытство. Вы, конечно, оставайтесь, любезный Тэвишкеш, я только рад буду, но какие же это соображения высшего порядка?

Тэвишкеш склонился совсем близко к уху графа и, лукаво сощурив глаза, шепнул:

— В деле замешана женщина, если уж говорить начистоту.

— Женщина? — Эксканцлер так удивился, что большие голубые глаза его округлились и даже рот раскрылся.

— То-то и оно, о женском сословии речь. В этом все дело.

— Вот тебе на! — произнес граф совсем тихо. — А сколько лет теперь вашей милости?