Большие деньги

Камера-обскура (44)

неупомянутое прибытие

(кто свесил с луки седла неподкованной белой кобылы набитый ранец

покидал тлеющие красные угольки в безжизненных высохших сирийских горах где агайя разбил свой лагерь когда яркий рассвет отогнал ночь с холмистой пустыни а он поскакал к грязным увязшим в навозе деревням делянкам кунжута и садам с растущими в них абрикосовыми деревьями)

сбрил бороду в Дамаске

и сидел и пил горячее молоко с кофе перед отелем в Бейруте уставившись на кучу ливанцев в белых одеждах перебирающих руками сваленную на столе груду писем и вырезок из газет не обращался к не говорящему по-арабски или к неуклюжему вскарабкавшемуся на горб верблюда всаднику натершему себе крестец после долгого перехода

а к кому-то другому

кто

(но в этот вечер в мягком вечернем климате ливанского побережья добросердечные официальные лица замышляют дальнейшие перемены к лучшему

едва помывшись он начинает играть уготованную ему роль и вице-консул заботливо повязывает ему галстук втискивает его в чисто выстиранную рубашку в слишком узкий для него фрак в слишком широкие для него штаны которые добрая жена добросердечного официального лица хихикая скалывает английскими булавками сзади но все они тут же раскрываются когда он кланяется супруге верховного комиссара неподобающий костюм лишает возможности выдающегося исследователя играть свою роль – а патентованные узкие кожаные туфли-лодочки немилосердно давившие на пальцы в конце концов сняты и затерялись под столом когда все пили шампанское и произносили речи)

кто прибывая в Манхэттен опять ждет чей-то ладно скроенный костюм

предлагаемое место и представившаяся возможность сопровождались болью от глубоко впившейся в адамово яблоко застежки накладного воротничка и неблагоприятными пророчествами деревянного истукана со стороны сидящих двумя рядами за столом джентльменов умеющих элегантно носить свои модные костюмы с вышитыми на них их инициалами

втиснутые в рубашки отраженные в заголовках длиной во многие мили световых лет в вырезанных из газет статей.

Джентльмены я вынужден извиниться перед вами за то что прозвучал ложный сигнал и только из-за недопонимания я оказался на сцене когда поднялся занавес поэма которую я прочитал на иностранном языке мне не принадлежит и говорил не я а кто-то другой и это не я в военной форме на фотографии это ужасная достойная сожаления ошибка не та личность послужной список утрачен и джентльмен сидящий на вертящемся стуле с красной гвоздичкой в лацкане это кто-то другой кто бы ни стоял с накладными усами на улице под дождем ему удалось каким-то образом испариться провалиться сквозь землю и никто этого не заметил

молодой человек с нездоровым лицом примеривший на себя чье-то рабочее место приготовленное для кого-то другого как и костюм

совершенно явно не является претендентом ни на одну из тех вакансий на которые он подал заявку в бюро по безработице

Чарли Андерсон

Поезд прибыл в Сент-Пол с трехчасовым опозданием. Чарли надел свою шинель и защелкнул замки чемодана за целый час до прибытия. Он сидел, ерзая на своем месте, то стаскивая, то снова натягивая на руки свои новые перчатки из оленьей кожи. Как ему хотелось, чтобы не все они явились на вокзал его встречать! Может, придет только один Джим. Может, они не получили его телеграммы.

Подошел кондуктор и, смахнув щеткой пыль с его шинели, поднял его чемоданы. Из-за снега и пара локомотива в окне почти ничего не видно. Поезд, замедлив скорость, наконец остановился у широкой, занесенной снегом площадки депо. Машина от новой порции пара под давлением несколько раз чихнула, и поезд, снова дернувшись, плавно поплыл вперед. Буфера вагонов загремели. Чарли даже в перчатках чувствовал, как у него замерзли руки. Кондуктор, просунув голову в купе, громко закричал: «Сент-Пол!» Ну, ничего больше не остается, нужно выходить.

Все семейство его, конечно, стояло на перроне. Старик Фогель и тетушка Гартман с красными физиономиями и длинными носами ни капли не изменились, были такими, как и всегда, а вот Джим и Хедвиг оба располнели, На Хедвиг – норковая шуба, да и по пальто Джима никак не скажешь, что он бедствует. Джим ловко выхватил из рук Чарли чемоданы, Хедвиг с тетушкой Гартман его расцеловали, а старик Фогель дружески похлопывал по спине. Они говорили все одновременно, забрасывая его разными вопросами. Он поинтересовался, как там мамочка, и Джим сразу нахмурился. Она в больнице, и они сегодня днем непременно ее навестят. Уложив багаж в новенький «форд», вся компания, отчаянно хихикая, втиснулась в машину, а тетушка Гартман все время радостно взвизгивала.

– Видишь, у меня теперь агентство «Форда», – сообщил Джим.

– По правде говоря, ситуация здесь, кажется, не так уж и плоха.

– Погоди, ты еще не видел нашего дома, мы его капитально переделали, – сказала Хедвиг.

– Ну, мой мальчик заставил драпать самого германского кайзера. И от имени немецко-американского сообщества городов-побратимов должен сказать тебе, что мы по праву тобой гордимся.

Они приготовили роскошный обед. Джим налил ему виски, а старик Фогель все время подливал ему в кружку пива, повторяя: «Ну а теперь рассказывай обо всем по порядку». Чарли, раскрасневшись, с удовольствием поглощал тушеного цыпленка с яблоками, запеченными в тесте, накачивался пивом и уже сильно опасался, как бы не лопнуть. О чем им рассказывать, он не имел представления, и когда они задавали ему вопросы, то отделывался смешными шутками.

После обеда старик Фогель подарил ему одну из своих лучших гаванских сигар.

Днем Чарли с Джимом поехали в больницу, чтобы навестить мать. Сидя за рулем, Джим рассказал ему, что ее недавно прооперировали, удалили опухоль, и все они опасались, как бы она не оказалась злокачественной. Но даже и после такой предварительной подготовки Чарли не мог себе представить, насколько серьезна она больна. Изможденное, осунувшееся желтое лицо на белой подушке. Наклонившись, он поцеловал ее в тонкие горячие губы. Она еле дышала.

– Чарли, как я рада, что ты приехал, – сказала она дрожащим голосом. – Было бы, конечно, здорово, если бы ты это сделал раньше… Не скажу, что мне здесь плохо… но все равно гораздо приятнее разговаривать со своими мальчиками, если ты здорова. Господь нас всех хранил, Чарли, и мы не должны забывать его доброты.

– Послушай, ма, не стоит нас утомлять и нервировать, – сказал Джим. – Нам еще понадобятся силы. Они – залог здоровья.

– Да, но он, отче наш, все же такой милосердный.