Санин

Все остановились и слушали в жутком предчувствии, не зная, что делать.

— Вот еще… — начал Иванов, двигаясь, чтобы стать между Саниным и Зарудиным.

— Конечно, отказываюсь, — странно спокойным голосом и переводя острый, все видящий взгляд прямо в глаза Зарудину, сказал Санин.

Офицер тяжко вздохнул, как будто подымая огромную тяжесть.

— Еще раз… Отказываетесь? — еще громче спросил он металлически зазвеневшим голосом.

«Ай, ай… И он же его ударит… Ах, как нехорошо… ай, ай!» — бледнея, не подумал, а почувствовал Соловейчик.

— И что вы, раз… — забормотал он, изгибаясь всем телом и загораживая Санина.

Зарудин вряд ли видел его, когда грубо и легко столкнул с дороги. Перед ним были только одни спокойные, серьезные глаза Санина.

— Я уже сказал вам, — прежним тоном ответил Санин.

Все завертелось вокруг Зарудина и, слыша сзади поспешные шаги и женский вскрик, с чувством, похожим на отчаяние падающего в пропасть, он с судорожным усилием, как-то чересчур высоко и неловко взмахнул тонким хлыстом.

Но в то же мгновение Санин, быстро и коротко, но со страшной силой разгибая мускулы, ударил его кулаком в лицо.

— Так! — невольно вырвалось у Иванова.

Голова Зарудина бессильно мотнулась набок и что-то горячее и мутное, мгновенно пронизавшее острыми иглами глаза и мозг, залило ему рот и нос.

— Аб… — сорвался у него болезненный испуганный звук, и Зарудин, роняя хлыст и фуражку, упал на руки, ничего не видя, не слыша и не сознавая, кроме сознания непоправимого конца и тупой, жгучей боли в глазу.

В тихой и полутемной аллее поднялась странная и дикая суматоха.

— Ай, ай! — пронзительно закричала Карсавина, схватываясь за виски и с ужасом закрывая глаза. Юрий, с тем же чувством ужаса и омерзения, глядя на стоявшего на четвереньках Зарудина, вместе с Шафровым бросился к Санину. Волошин, теряя пенсне и путаясь в кустах, торопливо побежал прочь от аллеи, прямо по мокрой траве, и его белые панталоны сразу стали черными до колен. Танаров, стиснув зубы и яростно опустив зрачки, бросился на Санина, но Иванов сзади схватил его за плечи и отбросил назад. Ничего, ничего… пусть… — с отвращением, тихо и злобно-весело сказал Санин, широко расставив ноги и тяжело дыша. На лбу у него выступили крупные капли тяжелого пота.

Зарудин поднялся, шатаясь и роняя какие-то жалкие бессвязные звуки опухшими, дрожащими и мокрыми губами. И в этих звуках неожиданно, неуместно и как-то смешно-противно послышались какие-то угрозы Санину. Вся левая сторона лица Зарудина быстро опухала, глаз закрылся, из носа и рта шла кровь, губы тряслись и весь он дрожал, как в лихорадке, вовсе не похожий на того красивого и изящного человека, которым был за минуту назад. Страшный удар как будто сразу отнял у него все человеческое и превратил его во что-то жалкое, безобразное и трусливое. Ни стремления бежать, ни попытки защищаться в нем не было. Стуча зубами, сплевывая кровь и дрожащими руками бессознательно счищая прилипший к коленям песок, он опять зашатался и упал.

— Какой ужас, какой ужас! — твердила Карсавина, стараясь как можно скорее уйти от этого места.

— Идем, — сказал Санин Иванову, глядя вверх, потому что ему было противно и жалко смотреть на Зарудина.

— Идемте, Соловейчик.

Но Соловейчик не двигался с места. Широко раскрытыми помертвелыми глазами он смотрел на Зарудина, на кровь и на песок, странно грязный на белоснежном кителе, трясся и нелепо шевелил губами.

Иванов сердито потянул его за руку, но Соловейчик с неестественным усилием вырвался, ухватился обеими руками за дерево, точно его собирались куда-то тащить, и вдруг заплакал и закричал:

— Зачем вы… зачем!

— Какая гадость! — хрипло выговорил прямо в лицо Санину Юрий Сварожич.

Санин уже овладел собою и, не глядя на Зарудина, брезгливо улыбнулся и сказал:

— Да, гадость… А было бы лучше, если бы он меня ударил?

Он махнул рукой и быстро пошел по широкой аллее. Иванов презрительно посмотрел на Юрия и, закуривая папиросу, медленно поплелся за Саниным. Даже по его широкой спине и прямым волосам видно было, с каким пренебрежением ко всему происшедшему он относится.

— И сколько может быть зол и глуп человек! — проговорил он.

Санин молча оглянулся на него и пошел быстрее.

— Как звери! — с тоскою проговорил Юрий, уходя из сада и оглядываясь на его темную массу. Сад был таким же, каким видел он его много раз, задумчиво-темным и красивым, но теперь, тем, что в нем произошло, он как бы отделился от всего мира и стал жутким и неприятным.

Шафров тяжело и растерянно вздохнул, поверх очков пугливо оглядываясь вокруг, точно ждал, что теперь уже отовсюду можно ждать нападения и насилия.