Санин

В духоте и тесноте задыхались вагонные фонари и среди колеблющихся дымных теней и пятен тусклого света копошились измятые истрепанные люди.

Санин сидел рядом с тремя мужиками. При его входе они говорили о чем-то и один, плохо видный в темноте, сказал:

— Так, говоришь, плохо?

— Чего же плоше, — высоким надтреснутым голосом ответил старый косматый мужик рядом с Саниным. Они свою линию гнут, для нас пропадать не станут. Говорить можно, что угодно, а когда до шкуры дойдет, кто посильнее, тот и выпьет кровь!

— А вы чего ж ждете? — спросил Санин, сразу догадываясь, о чем идет тяжкий и нудный разговор.

Старик повернулся к нему и развел руками. А что станешь делать?

Санин встал и ушел на другое место. Он знал этих людей, живущих, как скоты, и не истребивших до сих пор ни себя, ни других, а продолжающих влачить скотское существование в смутной надежде на какое-то чудо, которого им не дождаться и в ожидании которого умерли уже миллиарды им подобных.

Ночь шла. Все спали, и только против Санина мещанин в чуйке злобно ругался с женою, боязливо отмалчивающейся и только судорожно поводившей испуганными глазами.

— Погоди, дай срок, я тебе, стерва, докажу! — шипел, как придавленная гадюка, мещанин.

Санин уже задремал, когда женщина, болезненно охнув, разбудила его. Мещанин проворно отдернул руку, но Санин успел увидеть, как он крутил пальцами грудь женщины.

— Экая же ты, братец, скотина! — сердито сказал Санин.

Мещанин испуганно молчал, оторопело глядя на него маленькими злыми глазами и как будто скаля зубы.

Санин с отвращением посмотрел на него и ушел на площадку. Проходя по вагону, он видел множество почти навалившихся друг на друга людей. Уже светало, и в окно вагона падал бледный синеватый свет; причем лица их казались мертвыми, и какие-то робкие и печальные тени ходили по ним, придавая бессильное и страдальческое выражение.

На площадке Санин всей грудью вдохнул свежий рассветный воздух.

«Противная штука человек!» — не подумал, а почувствовал он, и ему захотелось сейчас же, хоть на время уйти от всех этих людей, от поезда, из спертого воздуха, от дыму и грохота.

Заря уже явственно занималась на горизонте. Последние ночи, бледные и больные, бесследно убегали назад в синюю тьму, таявшую в степи.

Недолго думая, Санин сошел на подножку поезда и, махнув рукой на свой пустой чемодан, спрыгнул на землю.

С грохотом и свистом промелькнул мимо поезд, земля выскочила из-под ног, и Санин упал на мокрый песок насыпи. Красный задний фонарь был уже далеко, когда Санин поднялся, смеясь сам себе.

— И то хорошо! — сказал он громко, с наслаждением издав свободный громкий крик.

Было широко и просторно. Еще зеленая трава тянулась во все стороны бесконечным гладким полем и тонула в далеких утренних туманах.

Санин дышал легко и веселыми глазами смотрел в бесконечную даль земли, широкими сильными шагами уходя все дальше и дальше, к светлому и радостному сиянию зари. И когда степь, пробудившись, вспыхнула зелеными и голубыми далями, оделась необъятным куполом неба и прямо против Санина, искрясь и сверкая, взошло солнце, казалось, что Санин идет ему навстречу.