Ураган

— У Тана Загребалы во дворе сложены две сажени дров. Пусть забирают с собой! — предложил старик Чу.

— Вот как! — раздались разочарованные возгласы приехавших. — Выходит: мясо сами съели, а кожу другим кинули…

— Мы думали, что вы нам поможете отнять у Тана Загребалы все, что он выжал из нас… — обратились к Го Цюань-хаю женщины деревни Миньсиньтунь.

Го Цюань-хай поднял руку:

— Не стоит шуметь и препираться. Бедняки миньсиньтуньцы и бедняки юаньмаотуньцы — одна семья. Неужели мы не уладим наши семейные дела по-хорошему? Если будем ссориться, наши враги толстопузые поднимут нас на смех. Ведь страна теперь наша, демократическая власть тоже наша, и мы должны делиться друг с другом. Пусть нам, юаньмаотуньцам, достанется немного меньше. Стоит ли говорить об этом? У наших братьев не хватает корма для лошадей, а во дворе Гана Загребалы стоят два больших стога соломы и припрятано около трехсот кругов жмыха. Хотя все это мы оставили для нужд нашего крестьянского союза, но не поскупимся и отдадим миньсиньтуньцам.

Поднялся председатель Чэн:

— Слушайте меня, люди деревни Миньсиньтунь! Вы же сами видите, что наши соседи относятся к нам, как к родным, и хотят выделить часть своего добра. Согласимся ли мы взять у таких же бедняков, как мы, это добро?

Миньсиньтуньцы подняли невообразимый шум.

— Не возьмем! Не возьмем! — кричали они. — Как можно! Нам не надо! Не станем обижать наших братьев!

В конце концов вопрос уладили, пойдя на взаимные уступки.

После общего собрания активисты обеих деревень устроили совещание. На нем было решено: принять в подарок от деревни Юаньмаотунь один стог соломы и сто кругов жмыха. Го Цюань-хай объявил, что посланный им к Сяо Сяну человек вернулся и привез ответ. Начальник бригады сообщил: конфискованное имущество помещика Тана Загребалы принадлежит крестьянам деревни Юаньмаотунь. Что касается движения «выметал», то это был опыт массовой работы уезда Хулань, который оказался успешным в районе Чанлина, где соответствовал времени и обстановке. В данном случае он неприменим. Но так как люди приехали с самыми добрыми намерениями, нельзя допустить, чтобы возникли какие-нибудь распри между двумя деревнями. Необходимо радушно встретить гостей, устроить им угощение и проводить с почетом.

— Долг гостеприимных хозяев, — сказал Го Цюань-хай, — мы уже выполнили. Обед готов, и хотя особенного у нас ничего, конечно, нет, однако каши хватит на всех. Время уже позднее. Солнце скоро сядет. Прошу дорогих гостей не побрезгать нашим скудным угощением!

После обеда миньсиньтуньцы свалили на сани солому и жмых и с веселыми песнями отправились домой. Юаньмаотуньцы, колотя в гонги и барабаны, проводили их за ворота. Было самое холодное время зимы. Вновь закрутила метель. Снег набивался в рукава и за шиворот, руки и ноги коченели, усы и бороды покрылись инеем и стали седыми.

XII

Вскоре после того, как гостей из деревни Миньсиньтунь с почестями проводили, во дворе и на улице возле дома Тана Загребалы обнаружили еще несколько ям с зерном и одеждой. У других богачей также нашли немало всякого добра.

Помещики понимали, что прежняя жизнь уже не вернется, и старались сгноить зерно, уничтожить вещи или закопать их как можно глубже, только бы другим не досталось. Но несмотря на все эти ухищрения, крестьяне все-таки добились своего.

Дошла наконец очередь и до Ли Чжэнь-цзяна, которого в деревне не без основания называли помещичьим прихвостнем. Последнее время он только о том и думал, как бы ему выкрутиться, и, скрывая свое истинное лицо эксплуататора, прикидывался трудолюбивым крестьянином.

Ли Чжэнь-цзян теперь сам кормил оставшуюся у него скотину и горько жаловался на свою бедность.

Однако игра эта не спасла его. Он был разоблачен деревенской молодежью. Ребята установили, что Ли Чжэнь-цзян по-прежнему поддерживает связь с помещиками, подсматривает за крестьянами, подслушивает их речи и обо всем доносит своему племяннику Ли Гуй-юну.

После изгнания из крестьянского союза шайки Чжан Фу-ина, Ли Чжэнь-цзяну пришлось худо. Шесть из восьми его лошадей были конфискованы и отданы беднякам. Озлобленный, он притаился в своей норе, словно змея, ожидающая случая, чтобы выползти и ужалить. Как только население деревни стали разделять по имущественному признаку, Ли Чжэнь-цзян использовал это и начал действовать.

Вначале крестьянский союз вел в отношении середняков ошибочную политику. Союз чуждался середняков, отказывал им в помощи. Это было на руку Ли Чжэнь-цзяну. Он без устали бегал по деревне, разжигая недовольство середняков и стараясь привлечь их на свою сторону.

Агитация Ли Чжэиь-цзяна и других прихвостней еще больше усилилась с тех пор, как зажиточного середняка Ху Дянь-вэня по ошибке причислили к мелким помещикам, отняв у него при этом двух лошадей. Клеветнические слухи, словно черные вороны, вновь разлетелись по всей деревне. Пошли разговоры о том, что на середняков смотрят теперь, как на свиней, которых откармливают, чтобы заколоть перед новогодними праздниками. Некоторые добавляли даже, что нынешняя политика такова, что сперва заколют жирных свиней, а потом примутся и за тощих, намекая, что никому из середняков несдобровать. Середняки впадали в уныние. Они сами стали приходить в крестьянский союз.

— Довольно нам ждать и мучиться. Раз задумали все делить, так скорее забирайте наши дома, — говорили они.

Люди были готовы верить самым вздорным слухам:

— Теперь, видно, вышел закон, что если у тебя две лошади, одну должен отдать, а если два одеяла — с одним распрощайся.

Дело дошло до того, что старика Чу начали осаждать всякими просьбами, одна глупее другой:

— Старина Чу, у меня вот старенькое одеяло завалялось, так ты уж, сделай милость, запиши его сейчас, чтоб потом никаких нареканий не было…

Так как середняков на собрания в союзе не допускали, они совсем приуныли, а женщины середняцких дворов при встречах говорили одна другой:

— С помещиками рассчитались, теперь, видно, за нас возьмутся.

— Да, скоро и наш черед…

Многие забросили все свои работы и перестали кормить скотину. Некормленые лошади до того обессилели, что уже не могли стоять и вповалку лежали в конюшнях. Измученные неопределенностью хозяева валялись на канах и ничего не хотели делать.

Тот, кто раньше отличался бережливостью и экономил на всем, теперь все пускал на ветер: «Хоть разок поедим как следует».

Кое-кто из середняков, следуя примеру помещиков, зарывал в землю домашние вещи и теплую одежду. Иные свертывали и прятали даже цыновки и коврики. Зимой спать на оголенных канах было невыносимо. Пищавших от холода детей укутывали в какое-нибудь тряпье, а сами покрывались рваными халатами и всю ночь стучали зубами. Многие женщины простужались и болели.

Жена Ли Чжэнь-цзяна, которая еще совсем недавно боялась показаться на улице, теперь с утра до вечера ходила по соседям, то огонька попросить, то еще чего-нибудь. Войдя в дом, она начинала вздыхать. Потом обводила глазами комнату и, остановив взгляд на пустом кане, удивленно спрашивала:

— Как же так? Такой холод, а вы без одеял? Где же ваши вещи?

Го Цюань-хай получил от Сяо Сяна письмо, в котором начальник бригады просил сообщить ему, каково положение середняков в деревне Юаньмаотунь.

Собрав сведения о жизни середняков, Го Цюань-хай отправился в Саньцзя.

Здесь он попал на совещание партийного актива. Сяо Сян в своем докладе осветил общее положение в деревне и указал, что сейчас самым важным вопросом является объединение середняков. Во все деревни необходимо направить активистов, дать им задание укрепить союз бедняков с середняками и помешать враждебным элементам использовать допущенную ошибку в своих целях.

Приближались новогодние праздники. Деревни все еще бурлили, как кипяток в чане. Добровольные группы неусыпно трудились над составлением ведомостей конфискованного имущества. На складах до глубокой ночи горели лампы и клубился табачный дым. Активисты нередко расходились по домам на рассвете.