Рассвет над волнами (сборник)

Значит, возраст все же сказывается… А сколько лет Амалии? Двадцать пять-двадцать шесть. Двадцать лет разницы — не велика беда. Бывает и больше. К тому же он не собирается жениться на Амалии…

Джеорджеску-Салчия погасил свет. Еще немного подышит свежим воздухом, и спать. А завтра он все ей скажет: нет смысла оттягивать этот разговор…

Уже лежа в постели с закрытыми глазами, он воображал, каким может быть диалог с Амалией.

— …Я подумал, не организовать ли нам вечер в более узком кругу?

— Что значит в «узком кругу»? — притворится она непонимающей.

— Ты и я. Мы сможем наконец спокойно поговорить, а нам ведь так много надо сказать друг другу… По крайней мере, мне надо тебе сказать…

— А мне нет. Все, что я могла сказать, уже сказано, и не вижу необходимости еще в одной встрече…

Нет, этот вариант не годится. Она просто вежливо откажет, не оставив никаких надежд… А если начать по-другому? Например, так:

— Амалия, ты вошла в мою серую жизнь словно луч солнца. Я бы хотел, чтобы мы познакомились поближе. Может, проведем вечер вдвоем?

— Это аморально.

— Обещаю, ничего аморального не произойдет.

— А я и не сомневаюсь, что не произойдет, потому что для чего-либо этакого необходимо обоюдное согласие.

— Тогда тем более. Так как?

— Я сказала, нет…

И этот вариант не принесет успеха… Но он же ей небезразличен. Вчера, на большой перемене, когда он посмотрел на нее, она ему улыбнулась. Кому попало она бы улыбаться не стала… Тогда, может, еще один вариант:

— Приглашаю тебя на маленький философский диспут. Мне бы хотелось, чтобы мы лучше узнали друг друга. Неплохо бы поговорить с глазу на глаз…

— Когда?

— Сегодня вечером, если ты не против.

— Нет, не могу. Мне надо в парикмахерскую. Давай отложим до завтра.

— Отлично. Жду тебя завтра, в семь вечера. А впрочем, приходи, когда хочешь, я все время дома.

— Нет, я человек пунктуальный. Если ничего не помешает…

«Этот вариант самый лучший», — решил Джеорджеску-Салчия и на этот раз спокойно заснул.

Глава 21

Вошедший офицер обратился к дежурному по штабу строго по уставу. Это был высокий сухощавый полковник в строевой форме.

— Мы с вами знакомы, — сказал он дежурному офицеру. — Встречались на совещании в Генеральном штабе…

— Да, помню, — ответил дежурный, капитан второго ранга, — но все же прошу предъявить ваши документы.

— Закон есть закон, — улыбнулся полковник и вытащил из внутреннего кармана портмоне, откуда бережно достал какую-то бумажку, пропуск и удостоверение личности.

Дежурный принялся внимательно изучать документы. Мандат был подписан высокопоставленным лицом, которое капитан второго ранга лично никогда не видел.

— Я в вашем распоряжении, — сказал он полковнику, ознакомившись с его документами.

— Я уполномочен объявить сигнал тревоги и проконтролировать его выполнение. Время ноль часов четырнадцать минут. Считайте, что с этого момента сигнал подан. Действуйте!

Дежурный офицер поднял трубку одного из телефонов, стоявшего на маленьком столике, а другой рукой нажал большую черную кнопку, рядом с которой было написано: «Тревога».

Амалия проснулась, включила ночник у изголовья кровати и услышала, как в соседней комнате разговаривал по телефону Нуку:

— Хорошо. Немедленно прибуду. Есть!

— В столь поздний час? — спросила она сонным голосом.

— Спи, — успокоил ее Нуку, — я сам справлюсь.

— Ты должен идти, да?

Она вскочила с постели, накинула халат и стала ходить по комнате, не соображая, что надо делать.

Нуку быстро оделся. Достал «тревожный» чемодан и проверил, все ли на месте. Закрыв чемодан, проверил документы.

— Все в порядке, больше ничего не нужно. Не беспокойся. Возможно, мы на несколько дней выйдем в море…

Он подошел к жене и обнял ее. Амалия проводила его до двери и тихо пожелала:

— Счастливого плавания…

Не закрывая дверь, она смотрела, как Нуку спускается по лестнице. На площадке между этажами он обернулся и помахал ей рукой. Она вернулась в комнату, набросила на плечи шаль и подошла к окну. На улице появились грузовые машины, под окном трещал мотоцикл, шагали военные с чемоданами и плащ-накидками. В доме напротив гасли один за другим огни в окнах. Амалия почувствовала себя очень одинокой. Сколько же жен офицеров, подофицеров, военных мастеров останутся в эту ночь в одиночестве… А ведь это только учения, как сказал, уходя, Нуку. А если…

Она со страхом подумала, что произошло бы, если бы это были не учения. Она видела много фильмов о войне, читала немало книг и теперь попыталась представить на мгновение безлюдные вокзалы, поезда с ранеными, женщин с детьми на руках, бегущих в бомбоубежища…

Амалия вздрогнула и отогнала прочь страшное видение. Из окна видны были клумбы роз, припаркованные легковые автомашины. Как хорошо, что они живут под мирным небом!

В это время под окнами дома остановился грузовик. Водитель не выключил двигатель, и от его тарахтения начали вибрировать оконные стекла. К машине подбежали несколько человек в форме патриотической гвардии [18] и взобрались в кузов, где уже сидели около десятка мужчин. Потом грузовик умчался, и вокруг воцарилась тишина. Амалия поежилась от ночной прохлады и закрыла окно.

Старший лейтенант Стере сидел в кресле с партитурой на коленях и слушал через наушники скрипичный концерт Макса Бруха. Стереоустановка передавала тончайшие нюансы музыкального произведения. Жена и дети спали в соседней комнате.

Телефонный звонок прервал занятия офицера. Недовольно вздохнув, Стере отложил в сторону партитуру, выключил проигрыватель и снял телефонную трубку. Узнав, в чем дело, он быстро оделся и через несколько минут тихо вышел из квартиры, стараясь никого не разбудить. Жене он оставил короткую записку.

На улице он влился в поток людей в военной форме, шагавших в одном направлении.

Дойна Попеску приподнялась и окинула взглядом комнату. Дочурка спала на животе, обнимая подушку. Рядом с девочкой лежала ее любимая игрушка — плюшевый медведь. Дойна осторожно встала с постели, укрыла одеяльцем девочку и прошла в другую комнату.

Муж уже застегивал ремень на гимнастерке цвета хаки. Форма патриотической гвардии сидела на нем довольно мешковато.

— Ты чего встала? — спросил он шепотом Дойну. — Не разбуди нашу малютку.

— А ты куда собрался?

— Учения. Не пугайся, ничего особенного.

— Мне приснился плохой сон…

Мишу обнял жену — от его формы пахло нафталином.

— Успокойся и забудь про свои сны… Смотри не разбуди ребенка. Завтра утром позвони маме, пусть придет посидит с девочкой.

— Ты надолго?

— Да нет, только на одну ночь. Я же сказал, учения. Отработка задачи — защита предприятия в случае нападения с моря.

— Смотри, чтобы тебе не досталось.

— За что? У меня все документы в порядке. Расставлю людей по постам в соответствии с картой-схемой, проверю наличие оружия, меры безопасности… Все как обычно.

— Может, поешь?

— Некогда.

— Тогда я приготовлю тебе с собой пару бутербродов.

Дойна быстро нарезала хлеб, сыр, колбасу и завернула все это в салфетки. Мишу тем временем отхлебывал из чашки кофе. Пилотку он засунул за ремень.

— Ты совсем не спал, — пожалела его жена.

— Ничего, может, похудею…

На лестничной площадке послышались шаги.

— Пора, — заторопился Мишу, — не то опоздаю. На перекрестке нас ждет машина. Поцелуй за меня нашу малютку!

Дойна молча протянула мужу пакет с бутербродами. Он обнял жену, поцеловал в щеку и торопливо вышел из квартиры.

Дойна Попеску вернулась в спальню, подошла к детской кроватке и постояла так несколько минут. Затем легла в постель, но долго не могла заснуть.

Матросу Штефанеску снилось, будто он плывет на речном катере по озеру Хэрестрэу. Рядом, прижавшись к его плечу, сидела Корина. В просветы между густыми кронами старых акаций виднелось величественное здание Дома Скынтейи [19], Капитан катера посмотрел в сторону Штефанеску, который был в форме, улыбнулся и нажал кнопку сирены…