Миссис Крэддок

Миновало несколько дней с тех пор, как тетя и племянница устроились в лондонской квартире. Однажды утром, спустившись к завтраку, Берта обнаружила мисс Лей в радостно-возбужденном состоянии, которое та, впрочем, пыталась скрыть. Она вибрировала, точно раскрученная пружина, по-птичьи клевала свой завтрак — тост и вареное яйцо, и означать подобное поведение могло лишь одно: кто-то, на радость тетушке, выставил себя в глупом положении. Берта рассмеялась.

— Святые небеса, — воскликнула она, — что стряслось?

— Случилось ужасное несчастье. — Мисс Лей подавила улыбку, но в ее глазах плясали озорные искорки, как у молоденькой девицы. — Ты, кажется, не знакома с Джеральдом Водри? Знаешь, кто это?

— Полагаю, мой кузен.

Отец Берты, постепенно рассорившийся со всеми родственниками, в лице генерала Водри обрел зятя, наделенного столь же вспыльчивым характером, как у него самого, так что семьи прекратили всякое общение.

— Я только что получила письмо от его матери, в котором она пишет, что Джеральд весьма вольно повел себя по отношению к одной из горничных, и теперь вся родня в отчаянии. Горничную с нервным припадком отослали в деревню, мать и сестры в слезах, а генерал рвет и мечет. Приказал, чтобы ноги мальчишки не было в доме. А ведь негоднику всего девятнадцать! Какой стыд, не правда ли?

— Да, — с улыбкой согласилась Берта. — Никак не пойму, что такого в горничных-француженках, из-за чего подростки непременно волочатся за ними.

— Милочка, посмотрела бы ты на горничную Моей сестры! Ей лет сорок, если не больше, а кожа у нее высохшая и сморщенная. Хуже всего то, что твоя тетя Бетти умоляет взять этого соблазнителя под присмотр. Через месяц ему предстоит отправиться во Флориду, а до этого он останется в Лондоне. Интересно, каким образом я должна удержать беспутного юнца от порока? Разве похоже, что это мое призвание? — Мисс Лей всплеснула руками в притворном ужасе.

— Но ведь это страшно весело! Мы вместе перевоспитаем этого проказника. Наставим на путь, где французские горничные не будут поджидать его за каждым углом.

— Дорогая, ты просто не представляешь, каков он. Джеральд — отъявленный бездельник и хулиган. Его исключили из Регби, родители то и дело нанимали ему репетиторов — хотели, чтобы он поступил в офицерскую школу в Сэндхерсте, но Джеральд провалил все экзамены куда только можно — даже в Милиционную армию. Теперь отец дал ему пятьсот фунтов и велел убираться к дьяволу.

— Как грубо! Но зачем отправлять бедного мальчика во Флориду?

— Это была моя идея. Я знаю там кое-каких людей, владельцев апельсиновой плантации. Смею предположить, что вид цветущих апельсиновых деревьев, ряды которых протянулись на несколько миль, наведут юношу на мысль, что беспорядочный флирт может иметь неприятные последствия.

— Думаю, он мне понравится, — сказала Берта.

— Не сомневаюсь. Этот шалопай весьма недурен собой.

На следующий день, когда Берта сидела в гостиной и читала, в комнату вошел Джеральд Водри. Она поднялась с кушетки, с улыбкой шагнула ему навстречу и приветливо протянула руку, думая, что молодой человек смутится присутствием незнакомки и что он, по-видимому, должен переживать из-за собственного недостойного поведения.

— Вы, наверное, меня не знаете? — спросила она.

— Конечно, знаю, — обаятельно улыбаясь, ответил юноша. — Прислуга сказала, что тетушки Полли нет дома, но зато есть вы.

— Я рада, что вы не ушли.

— По-моему, вам не стоит меня опасаться.

Берта удивленно расширила глаза. Парень явно не отличался стеснительностью, хотя и выглядел моложе своих девятнадцати лет — совсем еще мальчик, худенький, чуть ниже Берты, с тонкими девичьими чертами. Нос у него был миниатюрный, но очень прямой; молочно-белое, немного веснушчатое лицо — прелестно. Темные волнистые волосы были длиной до плеч — очевидно, Джеральд знал, что они хороши, и нарочно носил такую прическу. Глаза также были очень выразительны, а на чувственных губах играла очаровательная улыбка.

«Какой красавчик, — подумала Берта. — Он мне уже нравится!»

Джеральд принялся болтать, как будто знал кузину всю жизнь. Берту ошеломил контраст между его невинной внешностью и скандальными похождениями. Он с мальчишеской непринужденностью обвел взглядом гостиную и удобно вытянулся в большом кресле.

— Смотрите-ка, этой штуки тут раньше не было, — сказал Джеральд, кивнув в сторону бронзовой статуэтки, привезенной из Италии.

— Вы часто бываете здесь?

— Еще бы! Приезжаю всякий раз, когда дома становится чересчур жарко. Не стоит ругаться с папашей, если хочешь, чтобы он давал тебе деньги на развлечения. Несправедливо, что все так устроено, но мой старик регулярно пользуется своим преимуществом. В общем, когда он впадал в бешенство, я говорил так: «Отец, я не намерен с тобой пререкаться. Если не желаешь обращаться со мной, как с джентльменом, я уеду из дома на неделю». Ну и прямиком сюда. Тетя Полли всегда совала мне в руку пять фунтов и говорила: «Не рассказывай, на что ты их потратишь, иначе мне придется тебя отругать, но если понадобится еще, приходи». Мировая тетушка, верно?

— Жаль, что вы ее не застали.

— Да нет, я даже доволен, потому что до ее возвращения мы можем всласть наговориться. Я ведь прежде вас не видел, поэтому много чего должен сказать.

— Вот как? — расхохоталась Берта. — Обычно молодые люди не отличаются разговорчивостью.

Он выглядел таким юным, что она невольно воспринимала его, как школяра. Джеральд понравился ей своей общительностью. Берта ужасно хотела, чтобы он поделился своими эскападами, но стеснялась спросить об этом.

— Вы проголодались? — поинтересовалась она, вспомнив, что у мальчишек всегда отменный аппетит. — Хотите чаю?

— Я просто умираю с голоду.

Берта налила чай. Взяв в одну руку чашку, а в другую — сразу три сандвича с джемом, юноша удобно устроился на скамеечке подле ее ног.

— Вы никогда не видали моих сестриц, ваших кузин Водри? — с набитым ртом спросил он. — Неряхи и чучела, я их терпеть не могу. Вот уж я расскажу им про вас, они небось позеленеют от зависти.

Берта изогнула бровь.

— Стало быть, вам не нравятся неряхи и чучела?

— Брр! Жена последнего репетитора была страшна, как смерть. Пришлось написать маман, что меня там развращают.

— И она забрала вас домой?

— По забавному совпадению, в тот же день учителишка отписал моему папаше, что выгонит меня взашей, если тот не приедет за мной. В общем, я заплатил ему за уроки, сказал, что его сигары отвратительны, и был таков.

— Не лучше ли вам сесть на стул? — предложила Берта. — Должно быть, на скамейке очень неудобно.

— Ничего подобного. Самое удобное место для сидения после турецкого ковра и обеденного стола — как раз такая маленькая скамеечка. Сидеть на стуле слишком чинно и скучно.

«Джеральд — красивое имя», — подумала Берта.

— Как долго вы пробудете в Лондоне?

— Увы, всего месяц. А потом отправлюсь в Штаты — исправляться и делать деньги.

— Надеюсь, у вас получится.

— Что именно? И то, и другое сразу невозможно. Сперва наживаешь состояние, а потом, если есть время, исправляешься. В любом случае это в миллион раз лучше, чем сушить мозги, слушая бесконечных репетиторов. А больше всего я ненавижу того вояку, что натаскивал меня для поступления в офицерскую школу.

— Вижу, у вас было много преподавателей.

— Да, у меня бурное прошлое. Сейчас неохота рассказывать в подробностях.

— Вряд ли ваш рассказ оказался бы поучительным.

— Отнюдь. Вы узнали бы, как добродетель оказывается растоптанной (речь обо мне) и как торжествует победу порок. Мне чертовски не везет: все вокруг оценивают мои поступки с неправильной точки зрения, будто сговорились. Неудачи просто преследуют меня. Сперва вышвырнули из Регби, можно сказать, ни за что. Я был совсем не против остаться, да и вел себя не хуже остальных. Папаша чехвостил меня шесть недель кряду, орал, что я доведу его до седых волос и до могилы. А поскольку он абсолютно, просто неприлично лыс, я в конце концов не удержался и сказал, что, хотя его седых волос на этом свете уже нет, он вряд ли повторит их судьбу в ближайшее время. В общем, потом он отправил меня к другому репетитору. Этот играл в покер и обобрал меня дочиста, а потом еще написал родителю, что я дерзкий, испорченный щенок, развращающий всех и вся в его доме.