Нортенгерское аббатство (пер. В.Литвинец)

– Нам, конечно, жаль его, – проговорила она, – но, с другой стороны, в этом нет ничего плохого. Она ему не пара. Джеймсу вообще не следовало обручаться с девушкой, с которой он так мало знаком и у которой ничего нет за душой. А теперь, после такого ветреного поведения, мы и вовсе не можем отзываться о ней хорошо. Сейчас Джеймсу, понятно, приходится нелегко, но это продлится недолго. Зато, так неудачно сделав первый выбор, он, полагаю, впредь будет действовать более осмотрительно.

Вот в таком сжатом виде Кэтрин услышала мнение матери об их отношениях. Но вскоре одна лишняя фраза уже могла вывести ее из равновесия и заставить сказать что-нибудь невпопад, ибо она начала погружаться в воспоминания тех ощущений и переживаний, которые наполняли ее, когда она последний раз торопилась по этой хорошо знакомой дороге. Не прошло и трех месяцев с тех пор, как Кэтрин, одержимая приятными ожиданиями, пробегала здесь взад-вперед чуть ли не десять раз в день. Тогда она предвкушала пока не ведомые ей радости и даже не подозревала о том несчастье, которое ждало ее впереди. Три месяца назад у нее на душе было легко и спокойно, однако вернулась она совершенно другой!

Аллены, несмотря на ее внезапное появление, приняли Кэтрин с тем же радушием, что и обычно. Каким же сильным было их удивление и каким большим – их негодование, когда они узнали о том, как с ней обошлись, хотя миссис Морланд поведала им обо всем без преувеличений и без особых намерений вызвать сострадание.

– Вчера Кэтрин нас просто поразила, – сообщила ее мать. – Она всю дорогу ехала совершенно одна. Узнала о своем возвращении лишь в субботу вечером, так как генерал Тилни по какой-то непонятной причине вдруг решил от нее избавиться и чуть ли не выгнал ее из дома. Просто чудовищный поступок. Он вообще, должно быть, очень странный мужчина. Тем не менее, мы так рады, что она снова с нами! Приятно и то, что Кэтрин не такая уж беспомощная и может самостоятельно преодолеть столь большое расстояние.

Когда мистер Аллен высказал все свое недовольство и возмущение, миссис Аллен решила, что его замечания вполне справедливы и будет уместно, если она повторит то же самое. Таким образом, его изумление, его предположения и объяснения вскоре стали также и ее. Правда, чтобы заполнить любую возникающую в своей речи паузу, она использовала и одну собственную фразу:

– Этот генерал просто невыносим.

После того как мистер Аллен вышел из комнаты, «этот генерал просто невыносим» прозвучало еще два раза с неменьшей яростью и досадой. Блуждающие мысли вскоре вынудили ее произнести это остроумное замечание в третий, а затем и в четвертый раз, после чего она неожиданно добавила:

– Знаешь, дорогая, еще до того как мы уехали из Бата, мне все-таки заштопали ту ужасную дыру на моем лучшем брабантском кружеве. Да так хорошо, что починка совершенно не бросается в глаза. Надо будет как-нибудь показать тебе. А Бат, Кэтрин, – все же замечательное местечко. Лично мне совсем не хотелось возвращаться. И с миссис Торп мы так приятно проводили время, не правда ли? А вначале, помнится, чувствовали себя такими одинокими.

– Да, но совсем недолго, – ответила Кэтрин, и ее глаза заблестели, когда она вспомнила их первое знакомство.

– Точно: мы очень скоро повстречали миссис Торп, и больше нам никто не был нужен. Послушай, милая моя, как ты думаешь, эти шелковые перчатки хорошо сидят? В первый раз я надела их, когда мы ходили на бал; и, знаешь ли, с тех пор я их почти не снимаю. Ты помнишь тот вечер?

– Помню ли я? О, конечно!

– Все было очень мило, не так ли? С нами пил чай мистер Тилни, и я всегда считала его приятным добавлением к нашему обществу. Он такой любезный. Сдается мне, ты даже танцевала с ним. Впрочем, я не уверена. Зато хорошо помню, что на мне было мое любимое платье.

Кэтрин не знала, что ответить. Обсудив еще несколько предметов туалета, миссис Аллен вновь вернулась к своему восклицанию:

– Этот генерал просто невыносим! Поначалу казался таким учтивым, благородным мужчиной! Не думаю, миссис Морланд, что вам доводилось встречать в своей жизни более воспитанного человека. А номера его, Кэтрин, заняли сразу же, как он уехал. Но неудивительно, ведь Милсом-стрит, как вы понимаете…

По дороге домой миссис Морланд неоднократно пыталась внушить своей дочери то, как хорошо иметь под боком таких постоянных доброжелателей, как мистер и миссис Аллен, в то время как мимолетных знакомых типа Тилни, позволяющих себе невесть что, можно и вовсе забыть. Старые друзья все-таки надежнее. В этом наставлении было достаточно много здравого смысла, но ведь у человеческого разума существуют такие состояния, при которых здравый смысл теряет всю свою силу. Чувства Кэтрин не соглашались ни с одним советом матери. Ее нынешнее счастье зависело как раз от таких мимолетных знакомых; поэтому, пока миссис Морланд подтверждала свои выводы вескими, на ее взгляд, доводами, Кэтрин молча думала о том, что сейчас Генри, должно быть, уже вернулся в Нортенгер; скорее всего, узнал о ее внезапном отъезде; и вся семья, наверное, готовится взять курс на Херефорд.

Глава 30

Образ жизни Кэтрин являлся таковым, что, не имея в своем активе естественной усидчивости, она в то же время никогда не занималась трудом; однако, какими бы ни были ее недостатки в этой области до нынешней поры, сейчас ее мать с удивлением обнаружила, что они стали еще более явными. Ей не удавалось ни чинно сидеть, ни сосредоточиться хотя бы минут на десять за рукоделием. Девушка лишь снова и снова описывала круги по парку и саду, будто единственное спасение ее крылось в движении. В гостиной ей не сиделось, она предпочитала бродить по дому. Тем не менее, страшнее всего оказался упадок духа: слоняясь в безделии и тоске по окрестностям, она представляла карикатуру на самое себя, при этом ее печаль и безмолвие являлись полной противоположностью тому, чем Кэтрин была раньше.

Два дня миссис Морланд не подавала виду, что что-то происходит, но когда третья ночь пришла и ушла, так и не вернув дочери приветливости, усидчивости и желания поработать иголкой, ничто более не могло удержать мать от мягкого упрека: «Моя милая Кэтрин, боюсь, ты превратилась в настоящую леди. Уж и не знаю, кто теперь закончит подбивать галстуки бедному Ричарду, – ведь ты единственная его надежда. Ты вся еще слишком в Бате. Но всему свое время: и балам, и работе. Ты долго веселилась, а теперь неплохо бы попробовать начать приносить пользу».

Кэтрин немедленно уселась за работу, мрачно при этом заметив:

– Я уже не в Бате. Давно.

– Тогда ты терзаешься из-за генерала Тилни, и это очень глупо с твоей стороны. Десять к одному, что ты с ним еще увидишься. Никогда не волнуйся по пустякам, – отреагировала мать, немного помолчала, а затем добавила: – Надеюсь, Кэтрин, ты не разлюбила родной дом только потому, что он не такой внушительный, как Нортенгер, ведь иначе визит туда действительно тебе только навредил. Где бы ты не находилась, ты должна быть спокойна и довольна, особенно это касается твоего дома, потому что здесь тебе приходится бывать дольше всего. Мне совсем не понравилось, как сегодня за завтраком ты говорила о французских булках, которые подают в Нортенгере.

– Да мне этот хлеб вовсе без разницы! Мне все равно, что есть.

– У нас наверху стоит очень умная книжка как раз на эту тему: о девушках, коих испортили шикарные знакомства, – «Зеркало», мне кажется. На днях я ее тебе специально найду, сдается мне, это пойдет тебе на пользу.

Кэтрин ничего не возразила и, возжелав встать на путь исправления, принялась за работу; но не прошло и пары минут, как она вновь погрузилась в вялость и апатию (впрочем, сама того не осознавая) и стала раздраженно раскачиваться в кресле гораздо чаще, чем делать новые стежки. Миссис Морланд наблюдала и, наткнувшись на отсутствующий и затравленный взгляд дочери, являвшийся самым красноречивым подтверждением расстроенных чувств, тут же оставила гостиную и поспешила наверх, чтобы найти уже упомянутое сочинение и тем самым, не теряя времени, начать атаку на эту жуткую меланхолию. Понадобилось некоторое время, прежде чем книга отыскалась, еще четверть часа ушло на домашние дела, попавшиеся по дороге; и, когда она наконец вернулась, держа под мышкой том, на который возлагались такие надежды, первое, что она обнаружила, был визитер, прибывший минуту назад, – незнакомый молодой человек. Он немедленно встал, почтительно поклонился, а Кэтрин сухо представила его как мистера Генри Тилни. Заметно волнуясь, джентльмен начал извиняться, упомянув, что после того, что произошло, у него нет никаких прав рассчитывать на гостеприимство в Фуллертоне, и пояснил, что причиной его визита стало жгучее беспокойство за безопасность мисс Морланд, которой пришлось путешествовать домой в одиночестве. Слова эти пали на благодатную почву чистосердечности и душевной доброты миссис Морланд, которая, ни на минуту не допуская мысли о том, чтобы переложить вину отца на плечи молодого человека или его сестры, против которых она никогда ничего не имела, отметила приятные черты лица Генри, радушно его приняла и поблагодарила за беспокойство по поводу дочери, заверив того попутно, что друзьям детей в этом доме всегда рады, и попросив его о прошлом не говорить больше ни слова.