Гулящая

ала наливать. Не чай, а желтая мутная жижа потекла из чайника.

- Это ты воду из колодца брала! - догадалась еврейка.

- Вот еще! Из колодца! С какой стати из колодца!

Еврейка попробовала, выплюнула и дала попробовать Лейбе. Лейба прихлебнул.

- Врешь,- заорал он,- из колодца!

Христя молчала.

- Разве для того я тебя, дармоедку, нанял, чтобы ты за весь день хоть раз воды с речки не принесла? - стал выговаривать еврей.

- Поди сам пробейся к речке в такую метель! - огрызнулась Христя.

- А коли так - вон из моего дома, зараза безносая! - крикнул еврей, вскакивая из-за стола.

- Куда я пойду на ночь глядя, в такую метель?

- Хоть к черту в зубы! - крикнул разъяренный еврей и, схватив Христю за руку, потащил ее к двери.

Христя уперлась.

- Погоди. Дай хоть собраться.

Еврей отпустил ее, и Христя стала напяливать на себя свое тряпье.

"Ну, куда теперь на ночь глядя идти?" - все думала она, одеваясь. Нельзя сказать, чтобы ей было страшно, или обидно, или она о чем-нибудь сожалела. Давно уже собиралась она бросить еврея и давно уже ждала этого. Не думала только, что надо будет уйти сейчас - сегодня, сию минуту, да еще ночью. А ведь вот приходится. И Христя даже улыбалась про себя, удивляясь, что приходится уходить, да еще на ночь глядя.

Навертев на себя все, что только можно было, она сложила остальное тряпье, завязала в рваную дерюжку и, перебросив за спину, пошла из дому, никому не сказав ни слова.

Она уже отошла на несколько шагов от дома, когда из сеней послышался окрик Лейбы:

- Эй, ты! Погоди!

- Ну, что там еще? - повернувшись, спросила Христя.

- Возьми с собою и свою воду! - злорадно крикнул еврей.

- Подавись ею! - отрезала Христя, но в то же мгновение целое ведро холодной воды окатило ее с головы до ног, дверь хлопнула, загремел засов, и все стихло.

От неожиданности Христя растерялась, ахнула, отряхнулась и не пошла, а побежала со двора. Опомнилась она уже на улице. Холодные струи воды бежали за шею, стекали на ноги, проникали до самого тела. Она пощупала спину мокрым-мокра! Хохот, насмешки послышались сзади... Дикая ярость овладела ею... Она споткнулась о ком мерзлой земли, нагнулась, отгребла, как собака, кусок льда и швырнула в дом еврея. Послышался звон разбитого стекла, гвалт, крик... Она стремглав пустилась бежать по улице и вскоре скрылась в ночной тьме. Только всякий раз, когда она поднимала руку и нащупывала мокрую спину, зло разбирало ее, и она, выжимая на ходу одежду, на все корки ругала еврея. Так ей стало жаль своих тряпок... Мокрые, обмерзнут... Пока высушишь их, скорей совсем истлеют! Она не думала о том, где она будет сушить их и куда бежит сейчас, а просто ей жалко было, что они мокрые.

Мысль о том, куда идти, не сразу пришла ей в голову. Она уже далеко зашла, больше чем полгорода осталось позади, и только тогда спросила себя: куда это она идет и куда же ей идти дальше?

Холод пронизал ее до самого сердца, безумная тоска охватила душу, тревога и безнадежность