Гулящая

было на боковых аллеях. А на главной? Маленькие беседки, густо увитые диким виноградом, расположились вдоль всей аллеи; входы их чернели так, словно это черные пещеры разевали свой зев, дивясь радужному сиянью вокруг. Лишь кое-где горели в беседках свечи и суетились какие-то страшные тени, словно мертвецы явились с того света и из зеленой засады любуются гуляньем, которое широкой рекой разлилось у самого вокзала 1. [1 Вокзал - здесь летний ресторан с эстрадой.] Там были собраны все диковинки, все чудеса, какие только могла создать из огня и света человеческая фантазия. Вон огромные стеклянные шары, словно три солнца, висят над тремя дверями, ведущими в вокзал, и отбрасывают желто-молочный свет; рядом всеми цветами радуги переливаются цветные фонарики; а вон около высоких колонн, поддерживающих широкую веранду вокзала, покачивается длинная гирлянда маленьких, еле заметных плошек, словно это звездочки, спустившись с темного неба, унизали высокие колонны. На веранде множество стульев, скамей, искусно сплетенных из лозы диванчиков; весь вокзал заставлен столами: и длинными-предлинными, и круглыми маленькими, и четырехугольными ломберными; на длинных столах пылают сотни свечей в широких канделябрах, на высоких и низких подставках ярко горят круглые лампы, столы уставлены яствами и питиями, хрусталь искрится и переливается на свету радужными красками. А там, рядом с вокзалом, высокие подмостки под круглой крышей, густо увитые с боков виноградом. Там разместился полковой оркестр, и бравурные звуки его разносятся по всему саду.

Мала птичка, а какие красивые у нее перышки, невелик сад, а сколько туда набилось народу! И все разодеты, все разряжены в пух и прах: все в шелках да в бархате, в серебре да в золоте! Вон выступает целая стайка барышень, да такими мелкими, плавными шажками, что куда там до них перепелочке! Пышные платья присобраны в сборки, пущены в складочки, словно на них поразбросаны пестренькие перышки; а уж сшиты-то как- каждая вытачка не круто спускается вниз, а сбегает легкой волной, чтобы вверху как можно красивей обрисовать круглые руки, плечи и грудь; на ножках крошечные башмачки на высоких и тонких каблучках,- горе тому, кто попадет под такой башмачок! Ручки так туго обтянуты лайковыми перчатками, что пальчика не согнешь. Личики румяные - бог его знает, то ли от румян, то ли от того, что горячая кровь кипит в пылких сердцах, всегда готовых хоть половину человеческого рода обнять, только бы не женскую. Глаза горят и сверкают, словно звезды в небе или дорогие камни в золотых сережках. А уж речь-то у них протяжна и певуча, как песня, так и манит, так и завлекает. Недаром столько кавалеров увивается за барышнями - толпой окружили их, а кое-кто и в середину пробрался. Бороды у одних длинные, у других - короткие, пальто широкие, шляпы сдвинуты на затылок; вьются кавалеры вокруг барышень, как хмель вокруг тычины, заглядывают в блестящие глазки, непринужденно жестикулируют, ведут веселый игривый разговор, сыплют острыми шуточками, вызывая то