Гулящая

удьбы. "Довлеет дневи злоба его",говаривал он тем молодым верховодам, которые иногда намекали на его происхождение, на то, что ему, "казачьему сыну", не пристало отрекаться от своего рода. "Я от него не отрекаюсь,- уверял он их,- я преклоняюсь перед славными делами казачества, перед стойкостью, с какой оно защищало свою веру и свой родной край. Так и следовало поступать в те времена. Но когда времена переменились, надо было и самим не отставать, идти в ногу с веком, а не топтаться на месте. Кто не идет вперед, тот пятится назад! Наше казачество так и сделало: отстаивая только свои вольности и права, оно не захотело идти в ногу с веком, не примкнуло к тому культурному направлению, к которому его вели исторические судьбы, и потому оказалось в хвосте. Ну, а перед тем, что отмерло, что должно было отмереть, я преклоняться не буду. Надо вперед идти, а не пятиться назад!"

И вот теперь праправнук казака Лошака предводитель дворянства Лошаков, узнав о том, что темное мужичье оттирает от земских дел образованных людей, а все потому, что казаки уравнены в правах не с крестьянами, а с разночинцами, из которых всякий, у кого только есть десять десятин земли, имеет по закону право выбирать уполномоченного, а двадцать таких хозяев одного гласного,- узнав обо всем этом, предводитель Лошаков начал кампанию против казачьих прав. В законе о земстве ничего о таких правах прямо не сказано, а в законе о правах сословий ясно указывается, что казаки приравниваются к крестьянам, отбывают всякие повинности и пользуются всеми теми правами, какими пользуются и крестьяне. Потому-то и не следует приравнивать их к разночинцам, пусть они выбирают гласных на своих волостных сходах, сколько полагается на каждую волость.

"Если только этот проект утвердят в столице, гласных от мужиков сразу станет вдвое меньше. А когда их станет меньше,- говорил Лошаков,- тогда и для нашего брата дворянина откроется больше простора в земских делах; тогда мы всяким верховодам тоже сможем утереть нос. А что утвердят - это как пить дать! Уж очень эти верховоды, связавшись с мужичьем, досадили всем. Не молчать надо об этом, а заявить во всеуслышание; надо поднять об этом вопрос и на дворянском и на земском съездах. Не выгорит наше дело на одном, так выгорит на другом! А молчать, сидеть сложа руки не годится. Надо бить в набат, кричать об этом на весь свет, на всю империю!"

Все дворяне соглашались со своим предводителем. "Что ни говори, а светлая у него голова. И умен-то, очень умен, да к тому же еще упорен - за что возьмется, то уж доведет до конца. Один у него изъян - уж очень беспутен: с женой не живет, она где-то по заграницам катается, а он тут. Ни одной красивой дамы, да что там - простой девки не пропустит. Ну, да это наш старый грех. Кто из нас в этом не грешен? А что касается общественных дел, так тут он верный страж. Ему не предводителем быть, а губернатором, а то и министром. Ума палата!"

Такие разговоры вели приезжие господа, прохаживаясь небольшими кучками по городу. Осенний