Город за рекой

— Ку-ку, — послышался голос, и две руки сзади обвили его шею. Он схватился за очки, которые едва не соскользнули на нос, так порывисто обняла его Анна. Дурное настроение вмиг улетучилось.

Они решили обойтись без трамвая, который все равно ходил редко и нерегулярно, тем более что идти было не так долго. Анна приглашала его в загородный поселок с частными владениями; располагался он неподалеку отсюда по левую сторону от трамвайных путей. Роберт взял чемодан с вещами, который она прихватила с собой.

— Это окончательный переезд, — с гордостью сказала она.

Впрочем, получить разрешение переселиться в их родовой дом оказалось труднее, чем она предполагала. Начальник района выразил опасения, отпуская ее преждевременно из общей подвальной квартиры, где она была закреплена за соответствующей ей группой и включена в список так называемых добровольных. В этом списке отмечено, что преждевременное переселение ее в эти края обусловливало пребывание на полумонастырском положении. При ее неопытности в сношении с властями она опрометчиво понадеялась, что достаточно будет коротких переговоров, чтобы поменять место пребывания в городе. Потребовалось, однако, написать прошение, заполнить кучу формуляров и ответить на уйму вопросов, хотя администрации с самого начала известны все подробности о каждом из жителей. Когда она в спешке оставляла на скамейке записку для Роберта, она еще не знала, разрешится ли ее дело в течение суток. Ночь ей пришлось провести, как и всегда, в переполненном спальном помещении вместе с другими напарницами, это человек сорок-пятьдесят, вместо того чтобы насладиться наконец уединением. И вот только что, в обеденный час, после того как начальник, по ее настоянию, связался непосредственно с Префектурой, при этом было упомянуто и имя Роберта, ей быстро предоставили продолжительный отпуск. Но вместе с тем обратили ее внимание на связанные с этим опасности и советовали не ускорять искусственно процесс. Ну да, кивнула она в ответ и даже подписала бумагу, потом уложила вещи и теперь, когда ее желание наконец исполнилось, чувствует себя бодрой и радостной.

Пока она говорила все это со свойственной ей живостью, они уже свернули с трамвайных путей и оказались в загородной местности, где располагался поселок с частными владениями. Белесоватая пыльная пелена висела над деревьями и кустами, за которыми там и сям мелькали низкие строения.

Роберт рассказал о вчерашнем досадном происшествии туфлями и чулками, но она не придала этому особого значения. Потеря, казалось, не огорчила ее.

— Если не найдутся в соборе, — сказала она, — придется раздобыть что-нибудь взамен на толкучке. Пока что я обхожусь, как видишь, сандалиями.

Она шла своим широким, пружинящим шагом, который он так любил.

— Теперь я свободна, — сказала она после минутного молчания.

Они шли рядом по одной из узких грунтовых дорожек, которые, регулярно чередуясь, пролегали между правильно расчерченными участками земли. Палисадники отгорожены были железными решетками или коваными цепями, протянутыми от одного каменного столбика к другому. Место напоминало дачный поселок с личными земельными участками, на котором лежал налет скучного аристократизма. В воздухе стоял прелый запах, отдававший осенней гнилью.

В каждом из хорошо ухоженных нарядных садиков прилежно пололи, поливали, окапывали, сажали. Это все были, насколько Роберт мог определить, прилично одетые пожилые люди, еще достаточно бодрые, что позволяло им заниматься посильной садовой работой. Они трудились не для заработка, эта деятельность скорее скрашивала их досуг, и в нее они вкладывали всю свою душу. Они подбирали листья на дорожках и выпалывали сорную траву; осторожно ходили между грядками, нагибаясь над каждым кустиком и внимательно осматривая стебли; поливали из маленьких леек, которые наполняли водой из лоханок, похожих на цистерны, рыхлили землю и если нечаянно наступали ногой на чистое, ухоженное место, то сейчас же рыхлили его заново с такой тщательностью, как будто для них было главным все оставлять после себя непременно в состоянии совершенного порядка.

В идиллически уютную картину вписывались и строения, которые на первый взгляд обнаруживали не столь значительные следы разрушения в сравнении со зданиями а улицах города. Гладкие стены блестели, точно полированные цоколи памятников. Правда, кое-где на фронтонах, часто украшенных замысловатыми башенками или фигурками из штукатурного гипса, виднелись трещины; частично отсутствовали стекла в узких окнах, которые в нижних этажах были зарешечены. В расщелинах разросся мох. В целом же на поселке лежал отпечаток некоей благородной старины, если даже иной особняк стоял заброшенный в своем запустелом садике. Он наводил на мысль о вымершем роде. Далеко в просвете между деревьями и домиками Роберт заметил на открытой местности строения с колоннадами. Анна пояснила ему, что это не храм, как он было подумал, а военно-спортивные сооружения и казармы.

— Собственно, я совсем не знаю этот район, — сказала она. — Что-то меня всегда удерживало от того, чтобы разыскать наш старинный родовой дом.

Она шла уверенно, как будто к дому ее вела интуиция, пока не остановилась наконец перед низким строением.

— Должно быть, здесь, — сказала она Роберту. Она закрыла глаза, словно ей требовалось еще сверить внешний образ с каким-то внутренним представлением. Низкое строение, стоявшее в глубине сада, имело вид скромного господского дома. Окна далеко отстояли друг от друга. Желтой охрой сверкала оштукатуренная поверхность стены сквозь гирлянды растений, которыми был увит домик. Через палисадник между елями и ползучими вечнозелеными растениями шла усыпанная гравием дорожка к входной двери, находившейся не посередине фасада, а сбоку. Над дверью виднелось круглое окошко.

На лавочке возле открытой двери сидела на солнце пожилая супружеская пара. Женщина с бледным лицом и редкими седыми волосами, расчесанными на прямой пробор, вязала бордовую шаль, которая широким полотнищем покрывала ее колени и пол возле ног. Привычные пальцы механически двигались, исполняя работу, за которой она едва следила глазами. У мужчины в бархатной круглой шапочке темного цвета были красные щеки и белая клинообразная, как у гнома, бородка. Он приставил ладонь к глазам, всматриваясь в пришедших.

— Наша Анна, — сказал он жене.

— В самом деле Анна, — отозвалась та, — и она уже, в свои двадцать восемь лет.

— Вот и я, — сказала Анна, коротко приветствуя родителей. Она как будто испытывала некоторую неловкость при виде их.

Мать, продолжая сидеть, слащаво улыбалась.

— Вот почему я последние дни не видела тебя во сне — сказала она, — вот почему. Ты уже собиралась сюда.

— Она все вяжет, — сказал отец. — Ее манера.

— Позвольте, — перебила Анна, — представить вам господина доктора Линдхофа.

Роберт отставил в сторону чемодан и молча поклонился.

— Твой кавалер? — спросила мать.

— Чиновник из города? — осведомился отец.

— Мой спутник, — сказала Анна и непринужденно положила руку на плечо Роберту.

— Он нес ее вещи, — сказала мать и покосилась на мужа.

— Ну да, — отозвался старик.

— Но это не Хассо, — сказала мать, продолжая постукивать спицами.

— А я по старой привычке вожусь понемногу в саду, — обратился старик к Роберту, который смущенно отстранился от Анны. — С появлением здесь мам #225;, - пояснил он, — еще лучше поддерживается порядок.

— Он вечером всегда ходит к своему бочонку, — сказала старуха.

— Вечером я люблю ходить к своему бочонку, — подтвердил тот. — Спускаюсь в погреб, хлопаю по деревянному чреву и думаю, что вот стоит мне только вынуть шпунт, как польется вино. Но я каждый раз откладываю на следующий вечер. И так у меня остается радость ожидания, и я не разочаровываюсь. В мои годы это лучшая форма заполнения жизни.

— Но он каждый вечер ходит к своему бочонку, — сказала старуха.

— А ты без конца вяжешь свою шаль, — возразил он.

— Не ссорьтесь, — сказала Анна.