Пауки

А Петр, когда миновал срок, поспешил в уезд к стряпчему.

— Составляйте заявление о взыскании, — сказал он, — да не забудьте, — посоветовал Петр, — в заявлении указать, чтобы экзекутор тотчас увел конфискованную скотину, не то конца этому не будет…

Стряпчий поступил согласно желанию Петра. И вот в самую страду явился в село экзекутор в напяленной на самые уши форменной фуражке, за ним тащился стражник. Крестьяне молотили по гумнам хлеб. Войкана приезжие застали за той же работой.

Экзекутор объяснил ему цель своего прихода и назвал сумму взыскания.

— Ничего! — проворчал Войкан. — Пиши что хочешь…

— Конфискованное имущество заберу с собой…

— Вот-вот!.. Правильно… По закону!

— Пойдем поглядим, что у тебя есть.

Войкан повел его в дом. Экзекутор осмотрелся, заглянул во все углы и сказал:

— Тут у тебя ничего нет. А где стоит скот?

— Крупный?

— Конечно.

— Крупный не мой, а ты поступай как знаешь…

— Давай посмотрим.

Вышли из дома, Войкан повел экзекутора за гумно, к загону. И указал на отдыхавших в полуденный зной под тенистым дубом вола и корову.

— Что ж, конфискую корову, — сказал экзекутор, — и угоню с собой.

— Гони… только предупреждаю, не моя она. Взял ее у Илии Смилянича…

— А вол чей?

— Тоже наемный… Петра… из-за этого вола, чтоб его волки съели, мне голову снял, ни за что другое!

Экзекутор приказал стражнику увести корову.

— Не моя, говорю, Илии.

— Неважно…

В эту минуту появились Илия и Петр; какой-то мальчик сообщил им, что к Войкану пришел экзекутор.

— Корова моя, — сказал Илия, — все село знает…

— А паспорт есть?

Осмотрев корову, экзекутор добавил:

— И тавра нету…

— Тавра нет, зато есть свидетели…

— Не пройдет, — отрезал экзекутор, — беру ее согласно закону, а ты жалуйся куда хочешь! Можешь, ежели твоя… Требуй по закону…

— Есть же у него овцы, — заметил Илия, — правильнее будет, если их угонишь…

— Овцы на пастбище, — отозвался Петр. — Гони корову!

— Не могу я ждать, покуда овцы вернутся с пастбища, — окончательно решил экзекутор и погнал корову.

Илия, поспорив с братом из-за коровы, вернулся домой.

В сумерки на гумне он держал совет с ближайшим своим приятелем-соседом. Сосед сказал:

— Продадут ее, если не наймешь адвоката.

Илии обидно было лишиться коровы, дал ее Войкану в прошлом году стельной во временное пользование, хорошая корова; потерять ее — значит потерять и приплод. «Ничего не остается, как искать адвоката и отвоевывать свое же!» — подумал Илия и поехал в уезд, поскольку в городке адвоката не было.

Спустя немного времени было назначено слушанье дела. Вызвали в суд и свидетелей Илии. Накануне вечером прибыли из уездного города адвокаты обеих сторон и тотчас отправились в читальню, где застали обычное, собиравшееся здесь по вечерам общество. В зале стояла духота, горели лампы, окна были закрыты, словно зимою.

— Свариться можно! — сказал адвокат Петра, Пулич, здороваясь со своим старым знакомым газдой Йово, углубившимся в газету. Он не выносил жары, а на дворе стояла мягкая, ясная летняя ночь, какие бывают только в предгорьях.

— В последнее время мы с вами частенько встречаемся… Очень приятно! — ответил газда на приветствие. — Читали? — спросил он, находясь под впечатлением только что прочитанной статьи. — Впрочем, не могли не прочесть, вы же — политик, один из пылких наших патриотов, столп сильнейшей партии. Значит, читали? Во имя господа бога, что делают мадьяры с нашими братьями, несчастными словаками?.. И еще называются героическим народом!

— Читал: решили насильно их омадьярить… То же самое проделывают они и с сербами и другими народностями; если бы могли, так же поступили бы и с нами…

— Разве это справедливо? Срам! — негодует газда Йово.

— Срам, конечно… Мы подписали на днях протест от имени всего народа. Разошлем по общинам. Получите его и вы.

— Почему срам? — вмешался в разговор защитник Илии. — Они добиваются своей цели, вот и все; хотят омадьярить все немадьярское и таким образом создать великую мадьярскую державу.

— Но разве это честно? Это значит преуспевать за чужой счет! — недоумевает газда Йово.

— Это уж дело другое… Конечно, они никакими средствами не брезгают. Да кто в жизни брезгает средствами, если они приводят к цели?

— Простите, дорогой коллега, но благородная цель требует благородных средств… Мораль должна царить над всем и всегда…

— Мораль? — перебил его адвокат Илии. — Красивое слово, и только!

— Конечно, мораль, мой дорогой доктор, — подтвердил газда Йово и потянулся за газетами. — Прошу вас, послушайте, — он стал читать о людях, пострадавших от гонений. — Наконец, двое учителей были приговорены мадьярским судом к нескольким месяцам тюремного заключения только за то, что они патриоты, — взволнованно подчеркнул газда Йово, — и я не могу понять, как можно это оправдывать?.. Представьте себе, каково этим бедным учителям! Подумайте, доктор, об их несчастных семьях, о детях… волосы встают дыбом… а вы еще оправдываете мадьяр?

— Я? — удивленно переспросил доктор. — Простите, я их просто понимаю… — Склонив голову, он прикусил кончик языка и, улыбнувшись собравшимся, указал украдкой глазами на газду Йово. — То, что мадьяры делают со словаками, — продолжал он, — делают и другие, когда им это выгодно… Возьмите хотя бы Хорватию! Что там вытворяют так называемые мадьяроны!

— Это великое несчастье! — перебил его газда. — Кто станет спорить? Во всей Хорватии не найдется ни одного серба или хорвата, который решился бы среди бела дня убить тирана и освободить свой народ… Трусы мы.

— Бросьте политику, — вмешался адвокат Петра, — давайте лучше составим партию в преферанс!

— Да и пора бы, — заметил один из игроков с другого стола, — впрочем, дружище Йово не напрасно волнуется… я следил за вашей беседой.

— Перестань ты, ей-богу! — перебил его партнер. — Смотри лучше в карты, а то опять ошибешься… Не занимайся пустяками!

…Дело Илии слушалось в девять часов утра. Адвокату Петра пришлось уступить, ибо свидетели Илии подтвердили, что корова принадлежит ему. Суд постановил возвратить корову Илии, а расходы взыскать с Петра. Расходы большие; адвокаты, чтобы раз навсегда образумить сутяг, — так они заявили на суде, — потребовали вознаграждения за потраченное время и проездные за сорок километров, всего сто шестьдесят крон.

— Ровно сорок талеров! — подсчитал Войкан, выйдя из суда, и, раздумывая об огромных расходах, обратился к Петру: — Здорово тебя тарарахнуло; примирил нас закон!

— Ты еще расплатишься за все это, — криво улыбаясь и едва сдерживая гнев, ответил Петр. — Расплатишься, не беспокойся!..

— Ну и конфискуй, конфискуй и за одно, и за другое! — подзуживает его Войкан. — И главное, мог бы… да черт не дает!.. Лучше отдать адвокатам… Ощиплют они нас как миленьких!.. Конфискуй!

— Не бойся, найдется что взять! Не оставлю и уголька в очаге… А овцы чьи, а?

— Ха, ха, ха, овцы! Фьють!.. Овцы проданы, брат, еще нынче за ними придут; лучше, говорю, держать денежки в собственном кармане, чем дожидаться экзекутора, да и опять же, знаешь, овец задрать мог бы и волк… Ха, ха! Можешь еще взять вола, которого ты же дал мне на время, конфискуй и его!

— А дом, землю, луга? — распаляясь все больше и больше, перечислил Петр.

— И это фьють! — ответил Войкан. — Знаешь, в чьих все это руках? В руках газды Йово, голубчик, как и ты со всем своим добром… Мы с тобой, братец, два сапога пара!..

Илия на радостях вопреки обыкновению завернул в корчму, заказал пол-литра вина и, наполнив стакан, предложил выпить вошедшему в эту минуту брату.

Но Петр наотрез отказался:

— Не могу! — и не принял стакана.

— А я бы выпил из твоих рук и отраву, — заметил Илия, — ведь мы же с тобою все-таки братья!

Петр заказал себе целый литр и уселся в сторонке.

— Чего ты злишься? — снова начал Илия. — Ты же знал, что корова моя, зачем было угонять… Могли бы по-братски…