Милый друг

перед этим прохвостом Ларошем я в долгу не останусь. Погоди, мерзавец!.. Погоди!.. Ты у меня вверх тормашками полетишь из своего министерства!

Он призадумался.

-- Не мешало бы, однако, этим воспользоваться, -пробормотал он.

-- Купить заем еще не поздно, -- сказала она. -- Каждая облигация стоит всего семьдесят два франка.

-- Да, но у меня нет свободных денег, -- возразил он.

Она умоляюще посмотрела на него.

-- Я об этом подумала, котик, и если ты меня хоть чуточку любишь" -- будь добренький, будь добренький, позволь мне дать тебе взаймы.

-- Это уж извините, -- резко, почти грубо ответил он.

-- Послушай, -- молила она, -- можно устроить так, что тебе не придется занимать. Чтобы иметь немножко собственных денег, я было решила купить этих облигаций на десять тысяч франков. Ну так я куплю не на десять, а на двадцать! Половина будет принадлежать тебе. Само собой разумеется, Вальтеру я за них платить не стану. Значит, пока что деньги не понадобятся. В случае удачи ты выиграешь семьдесят тысяч франков. В случае неудачи ты будешь мне должен десять тысяч франков, а отдашь, когда захочешь.

-- Нет, мне эта комбинация не по нутру, -- снова возразил он.

Тогда она начала приводить разные доводы, доказывать, что, в сущности, он берет у нее десять тысяч франков, веря ей на слово, что, следовательно, он идет на риск, что она лично не ссужает ему ни одного франка, поскольку выплату за облигации будет производить "банк Вальтера".

В заключение она напомнила ему, что это он вел на страницах "Французской жизни" кампанию, сделавшую возможным это предприятие, и что не извлечь из него выгоды было бы с его стороны просто неумно.

Он все еще колебался.

-- Да ты только подумай, -- прибавила она, -- ведь фактически же это Вальтер одолжит тебе десять тысяч франков, а те услуги, которые ты ему оказывал, стоят дороже.

-- Ну ладно! -- сказал он. -- Вхожу к тебе в половинную долю. Если мы проиграем, я уплачу тебе десять тысяч франков.

Не помня себя от радости, она вскочила и, обхватив руками его голову, начала жадно целовать его.

Сперва он не сопротивлялся, но она, осмелев, готова была зацеловать, заласкать его, и тут он вспомнил, что сейчас придет другая и что если он не даст отпора, то лишь потеряет время и растратит в объятиях старухи тот пыл, который следовало приберечь для молодой.

Он тихонько оттолкнул ее.

-- Послушай, успокойся!

Она бросила на него отчаянный взгляд.

-- Ах, Жорж! Мне уж и поцеловать тебя нельзя.

-- Только не сегодня, -- сказал он. -- У меня болит голова, а от этого мне становится хуже.

Тогда она опять послушно села у его ног.

-- Приходи к нам завтра обедать, -- сказала она. -- Как бы я была рада!

Он некоторое время колебался, но в конце концов у него не хватило духу отказать ей.

-- Хорошо, приду.

-- Спасибо, дорогой.

Ласкаясь к нему, она медленно водила щекой по его груди до тех пор, пока ее длинный черный волос не зацепился за пуговку жилета. Она это заметила,