22 июня 1941 года(СИ)

Чунихин Владимир Михайлович

22 июня 1941 года

Чунихин В.М.

22 июня 1941 года.

Чем дальше уходит в прошлое эта дата, тем отчетливее понимание значимости рубежа, который она создала. В тот день жизнь изменилась сразу и навсегда, разделившись на время до 22 июня 1941 года и время после него. Для понимания этого не нужно никаких учебников. Само время тогда споткнулось, а когда продолжило свой бег, то сделало это уже в иной реальности. В другом, относительно прежнего, векторе своего движения.

Сегодня это даже не осознание. Это что-то, похожее на боль. Смутную, явно не ощутимую, идущую из глубин подсознания.

А боль - это то немногое, что заставляет неотступно искать. Кажется, достаточно определить ее причину, чтобы навсегда излечиться. Поэтому искать эту причину будут долго. Пока не исчезнет боль.

Она исчезнет, конечно. Проходят поколения, пройдут еще, и молодые люди не будут знать об этой войне, сейчас уже часто не знают о том, что когда-то их предки неожиданно для себя попали в иное время, переполненное несчастьями и горем.

Всё на свете проходит. Всё забывается. Наверное, забудется и это. Только люди, они ведь разные. Одни живут, как трава. Другим в жизни многое интересно, они многое знают и хотят знать больше. И душа, она не хочет одиночества, она хочет чувства сопричастности. Для кого-то это выражается в интересе к своим предкам, кто они, кем были, как жили. И листая старые фотографии своих прадедов, эти многие неизбежно должны будут соприкоснуться с тем временем, которое расколола эта дата.

Так что, нет-нет, но кто-то из тех, кто будет жить после нас, тоже обязательно будет искать ответ на простой вопрос. Как такое могло случиться? И, как до сих пор задаемся этим вопросом мы, так долго еще и после нас будут задавать этот вопрос снова и снова.

Но Бог с ними, с будущими. Главное, чтобы они были, а там сами разберутся с тем, о чем им спрашивать.

А мы, нет-нет, и снова в очередной раз задумаемся. Почему такое случилось?

Мы, впрочем, все, от мала до велика, со школьных наших дней, твердо знаем правильный ответ. Его, кстати, не забывают нам до сих пор периодически напоминать, разнообразно по форме и содержанию.

Нам говорят, что это случилось потому, что руководители СССР не увидели опасности для существования своего государства.

Почему не увидели? И об этом мы тоже знаем.

Утверждение о том, что Сталин допустил просчет в определении срока начала войны, выражает общепринятую истину. Полагают так не только историки, но и совокупное общественное мнение. Из него же следует и традиционный вывод: главная причина трагедии июня 1941 года заключена в этом сталинском просчете.

Конечно, человеческое сознание имеет очевидное свойство к упрощению. Настолько, что мало кому приходит в голову задать себе простой, в сущности, вопрос. А можно ли было вообще, в принципе, не допустить здесь просчета?

Ну, как, сразу же с готовностью может кто-то возразить. А как же многочисленные донесения советских разведчиков, которым Сталин не поверил? Именно здесь-то и лежит подтверждение той простой истине, что виноват во внезапности германского нападения именно Сталин. Более того, говоря более обобщенно, можно признать, что как раз в той атмосфере, которую Сталин создал в стране, избежать этого просчета, этой фатальной ошибки, было невозможно. Потому что именно атмосфера страха и мешала окружению Сталина, не говоря уже о государственных, партийных и военных деятелях рангом ниже, пытаться как-то воздействовать на ситуацию для того, чтобы встретить военную грозу во всеоружии. Угроза жизни за малейшее несогласие с мнением Сталина была настолько велика, что любая ошибка Сталина неизбежно становилась фатальной для страны.

В данном же случае, ошибочная вера Сталина в то, что Германия не собирается нападать на СССР, личное его доверие Гитлеру привели к тому, что ему боялись докладывать сведения о приготовлениях Германии к войне. Более того, малейшие упоминания о конкретных фактах сосредоточения германских войск на границе, любых других признаков готовящегося вторжения, вызывали у него гнев и раздражение, безусловно опасные для тех, кто обращался к нему с этими сведениями. Эта вера и являлась причиной того, что Сталин категорически не верил донесениям разведки, доказывающим подготовку к нападению на СССР. Отсюда и недоверие его к тем срокам начала войны, которые добывали для него героические советские разведчики. Даже тогда, когда они смогли добыть неопровержимые и точные данные о дне начала германского нападения и направлениях вторжения германской армии, Сталин им не поверил.

Поэтому любые попытки военного командования убедить Сталина предпринять меры к приведению войск приграничных военных округов в полную боевую готовность были обречены на неудачу.

Кроме того. Давайте вспомним и еще одну огромную сталинскую ошибку, в значительной мере предопределившую июньскую катастрофу. Имеется в виду сталинская уверенность в том, что главный удар немцы нанесут не в центре, то есть, в направлении Москвы, а на Украине. Поэтому военные, исполняя желание вождя, были вынуждены стянуть свои войска туда. И ослабили тем самым тот участок советско-германского фронта, где был нанесен ими главный удар.

Так что и здесь вина Сталина выглядит совершенно неоспоримой.

Или не выглядит?

Давайте посмотрим, что получается. Взятые отдельно, обе эти сталинские ошибки действительно кажутся очевидными. Ну, а если не рассматривать их по отдельности, как это делается обычно, а присмотреться к ним вместе? Как к единому целому? И что же у нас получается?

А получается у нас очевидная нелепость. Если Сталин не верил в германское нападение вообще, то как он мог считать, что это нападение произойдет по определенному сценарию, верному или неверному? И наоборот, если он ошибочно полагал, что немцы нанесут удар не в Белоруссии, а на Украине, то, как он мог верить в честные намерения Гитлера и не верить в возможность германского нападения?

Впрочем, несуразицу эту легко объяснить, если попробовать заменить утверждение о сталинской вере в то, что Гитлер не нападет вообще, на сталинскую уверенность в том, что Гитлер все же нападет, но не скоро. Отметим, однако, что уже в самом этом изменении позиции о сталинских виновностях, заметен некоторый ее диссонанс. Особенно учитывая достаточно продолжительную историю с эволюциями этих истин. От уверений в безграничном доверии Сталина Гитлеру. До утверждений в сталинском просчете в сроках немецкого нападения.

Читатели, знакомые с моими предыдущими работами, знают конечно, что там он как раз и рассматривался, среди прочего, вопрос сталинского неверия. Как в нападение на СССР, так и в сообщения советских разведчиков о военных приготовлениях Германии. Да и об атмосфере там было сказано, по-моему, достаточно. В том числе предъявлялись там и доказательства того, что мнения в присутствии Сталина отстаивались достаточно свободно.

Во всяком случае, по многочисленным воспоминаниям очевидцев, выслушивал он окружающих с завидным терпением и спокойствием, значительно более выраженным, чем у других руководителей. Даже и тех, кто слыл после него терпимым и либеральным. Слушал обычно, не перебивая, даже уточняющие вопросы старался задавать после того, как докладчик заканчивал говорить, стараясь не сбивать, не давить собственным авторитетом на его мнение. Никогда не спешил не то, что навязывать свою точку зрения, но даже как-то обозначать внешне своё отношение к тому, что слушал. И даже старательно скрывал это свое отношение, чтобы обязательно получить о предмете непредвзятое, всестороннее и возможно глубокое представление. Никогда первым не озвучивал это свое мнение. И самое главное. Любое решение принимал, обязательно учитывая мнение специалистов. Более того. Зачастую именно их мнение оказывалось для него решающим. Даже в том случае, если расходилось с его первоначальным мнением.