Мой роман, или Разнообразие английской жизни

И в самом деле, еслиб вы слышали, как говорил Рандаль Лесли, и заглянули в сердце той, к кому откосились его слова, вы бы воскликнули: «знание есть сила! и этот человек, еслиб для него открылось более обширное поле действия, разыграл бы немаловажную роль в истории своего времени.»

Медленно разгоняла Беатриче думы, которые западали в её душу, в то время, как Рандаль говорил, – медленно и с глубоким вздохом она отвечала:

– Прекрасно, прекрасно! я соглашаюсь во всем, что вы говорите; но, во всяком случае, прежде, чем я в состоянии буду выслушать признание в такой благородной любви, мне должно освободиться от низкой и гнусной тягости, которая гнетет меня. Человеку, который нежно любит меня, я не решусь сказать: «заплатите ли вы долги дочери Францини и вдовы ди-Негра?

– Ваши долги, весьма вероятно, составляют самую незначительную часть вашего приданого.

– Но вы не знаете, что мое приданое не в моих еще руках, сказала маркиза.

И вместе с этим, пользуясь случаем сделать выгодное нападение на своего собеседника, маркиза ди-Негра протянула руку Рандалю и произнесла самым пленительным голосом:

– Мистер Лесли, вы мой истинный и искренний друг.

– Маркиза, можете ли вы сомневаться в этом!

– В доказательство тому, что я нисколько не сомневаюсь в этом, я прошу вашей помощи.

– Моей? каким образом могу я быть полезным вам?

– Выслушайте меня. Мой брат приехал в Лондон….

– Я видел в газетах объявление об его приезде.

– Он приехал сюда просить руки своей родственницы и соотечественницы. Этим союзом он надеется прекратить давнишние семейные раздоры и присоединить к своему состоянию богатство невесты. Мой брат, как и я, был весьма небережлив. Приданое, которое, по закону, он должен мне, будет выдано мне не ранее, как после его женитьбы.

– Понимаю, сказал Рандаль. – Но каким же образом могу я помочь этой женитьбе?

– Помогая нам отыскать невесту. Она и отец её оставили отечество и скрываются в Англии.

– Значит отец её имеет на это свои причины.

– Совершенная правда, и он так умел скрыться в вашем государстве, что все наши усилия открыть его остались бесполезны. Мой брат может быть ему полезен при возвращении в отечество, но не иначе это сделает, как получив его согласие на брак с его дочерью….

– Продолжайте.

– Ах, Рандаль, Рандаль! неужели это и есть искренность дружбы? Вам известно, что еще и прежде я старалась узнать тайну об убежище нашего родственника, – старалась тщетно узнать ее от мистера Эджертона, который достоверно знает ее.

– Но который не имеет обыкновения сообщать тайн ни одному живому существу, сказал Рандаль, с горечью: – который тверд и сжат как железо. Он так же непреклонен в этом отношении ко мне, как и к вам.

– В таком случае простите меня. Я знаю вас так хорошо, что мне кажется, вы могли бы узнать какую угодно тайну, еслиб только вы ревностно хотели узнать ее. Мало того: мне кажется, что вам уже известна тайна, которую я так убедительно прошу вас разделить со мною.

– Помилуйте! что подало вам повод делать подобные предположения?

– Когда, несколько недель тому назад, вы просили меня описать личность и привычки нашего родственника, которые я и описала вам, частью по детским моим воспоминаниям, частью по описанию, сообщенному мне другими лицами, я не могла не заметить выражения вашего лица, и не заметить в нем перемены, несмотря, сказала маркиза, улыбаясь и наблюдая выражение лица Рандаля, во время своего разговора: – несмотря на ваше необыкновенное уменье управлять своими чувствами. И когда я просила вас признаться, что вы действительно видели человека, который согласовался с данным описанием, ваш отказ нисколько не обманул меня. Я скажу еще более: возвратясь в настоящее время, с вашего согласия, к тому же самому предмету, вы так искусно выведали от меня побудительные причины к отысканию описываемых мною родственников; не сделай я удовлетворительного ответа, я могла бы обнаружить…

– Ха, ха! прервал Рандаль довольно громким смехом, которым он иногда нарушал наставления лорда Честерфильда удерживаться от громкого смеха, чтоб не показать себя неблаговоспитанным:– ха, ха! и у вас есть недостаток, свойственный вообще всем наблюдателям, вдающимся в излишния подробности и тонкости. Положим даже, что я видел некоторых итальянских изгнанников: почему же мне не сравнить вашего описания с их наружностью? Положим, что я подозревал одного из них именно за человека, которого вы ищете: почему бы мне не узнать от вас, с неблаговидной целью или с добрым намерением вы стараетесь открыть его местопребывание? Дурно было бы с моей стороны, прибавил Рандаль, принимая на себя серёзный вид: – дурно было бы с моей стороны открыть даже искреннему другу убежище человека, который скрывается от поисков его. Еслиб я сделал это, что весьма легко могло статься, потому что честь еще весьма слабое самосохранение против ваших чарующих прелестей, – еслиб я сделал это, поверьте, что подобное неблагоразумие могло оказаться пагубным для моей будущей карьеры.

– Это почему?

– Разве вы не говорили сами, что Эджертон знает тайну и не хочет сообщить ее? и неужели вы не знаете, что это такой человек, который никогда не простил бы мне неблагоразумия, виновником которого был он сам? Прелестный мой друг, я скажу вам более: Одлей Эджертон, заметив мою возростающую дружбу с вами, сказал, с обычной сухостью, составляющею неотъемлемую принадлежность всякого совета: «Рандаль, я не прошу вас прекращать знакомства с маркизой, потому что знакомство с подобными женщинами служит к приобретению светского обхождения и образованию ума; но заметьте: очаровательные женщины опасны, а маркиза ди-Негра – женщина очаровательная.»

Лицо маркизы вспыхнуло. Рандаль продолжал:

– «Ваша прекрасная знакомка (я все еще повторяю слова Эджертона) старается узнать убежище одного из своих соотечественников. Она подозревает, что мне известно это убежище. Быть может, она будет стараться узнать о нем через вас. Легко может статься, что случай предоставит вам требуемые ею сведения. Берегитесь открыть эту тайну. По одной подобной слабости я стану судить о вашем общем характере, Тот, от кого женщина может выпытать тайну, никогда не будет годен для публичной жизни.» Вследствие этого, неоцененная маркиза, допустив даже предположение, что мне известна эта тайна, вы не оказались бы истинным и преданным мне другом, еслиб стали просить меня открыть вам то, что ставит в опасное положение все мои виды на будущность. Потому что, прибавил Рандаль, с мрачным выражением на лице: – потому что я до сих еще пор не могу стать отдельно и твердо: я все еще облокачиваюсь, меня поддерживают, – короче сказать, я человек зависимый.

– Но, мне кажется, есть средство, отвечала маркиза ди-Негра, не отступая от своего намерения: – есть средство сообщить это сведение, устранив всякую возможность для мистера Эджертона приписать наше открытие вашему участью, и хотя я не смею просить вас более об этом предмете, но во всяком случае должна присовокупить следующее: вы убедительно уговариваете меня принять руку вашего друга. По видимому, вы принимаете искреннее участие в этом деле, и вы ведете его с таким горячим усердием, которое показывает, как высоко вы цените счастье своего друга. Я не приму его руки до тех пор, пока не краснея могу вспоминать о моих денежных средствах, до тех пор, пока приданое мое не будет у меня в руках; а это тогда может случиться, когда совершится брак моего брата с дочерью того, кого я отыскиваю. Поэтому, ради вашего друга, подумайте хорошенько, каким образом можете помочь мне в первом приступе к этому союзу. Мой брат нисколько не опасается за успешное окончание сватовства, лишь бы только узнать, где скрывается молодая невеста.,

– И вы не иначе выйдете за Франка, как получив сначала приданое?

– Ваши убеждения произвели на меня сильное впечатление в пользу вашего друга, отвечала Беатриче, поникнув взорами.

В глазах Рандаля сверкнула молния. На несколько секунд он оставался безмолвным и в глубокой задумчивости.