Кто вдохнул в тебя жизнь,
Белый мрамор, скажи,
Кто бессмертье тебе даровал,
Тадж-Махал?
Уходя в небосвод,
Помнишь ты и земные сны.
Овевает тебя что ни год
Вздох прощальный весны.
На свиданьях в полуночный час
Видел ты влюбленных не раз.
Сколько песен и слез
В тусклом свете лилось!
Ты запомнил их навсегда.
Не сотрет их дней череда.
И года.
Властелин Шах Джахан,
Из печали разлуки
Ты жемчужину вынул,
Миру кинул
В простертые руки…
Возле белого Таджа
Не стоит уже стража,
Света десять сторон [52],
Голубой небосклон
Видит он.
И лучи при свиданье
Дарит храму восход,
А при грустном прощанье
Тихий отблеск страданья
Лунный свет придает.
Расцвела красотою
Любовь Шах Джахана,
И бесплотная память
В ней плоть обрела,
Прорвала, словно солнце, завесу тумана
И любовь Шах Джахана
Со вселенской слила.
И короной Мумтаз Бегум увенчала
Всех возлюбленных жен
На века и века,
Эта память любви. к ней короновала
И жену махараджи,
И жену бедняка.
Но душа Шах Джахана
И трон Шах Джахана
Скрыты мглою тумана.
Только белого мрамора скрыть ей невмочь.
Поколенье за поколеньем
Окружают его поклоненьем
День и ночь.
Когда твоя звезда зажглась над океаном,
Для Англии в тот день ты сыном стал желанным;
Сокровищем своим она тебя сочла,
Дотронувшись рукой до твоего чела.
Недолго средь ветвей она тебя качала;
Недолго на тебе лежали покрывала
Тумана в гуще трав, сверкающих росой,
В садах, где, веселясь, плясал девичий рой.
Твой гимн уже звучал, но мирно рощи спали.
Потом едва-едва пошевелились дали:
В объятиях держал тебя твой небосвод,
А ты уже сиял с полуденных высот
И озарил весь мир собой, подобно чуду.
Прошли века с тех пор. Сегодня — как повсюду —
С индийских берегов, где пальм ряды растут,
Меж трепетных ветвей тебе хвалу поют.
Один раджа на свете жил…
В тот день раджою я наказан был
За то, что, не спросившись, в лес
Ушел и там на дерево залез,
И с высоты, совсем один,
Смотрел, как пляшет голубой павлин.
Но подо мною треснул вдруг
Сучок, и мы упали — я и сук.
Потом я взаперти сидел,
Своих любимых пирожков не ел,
В саду раджи плодов не рвал,
Увы, на празднике не побывал…
Кто наказал меня, скажи?
Кто скрыт под именем того раджи?
А у раджи жена была —
Добра, красива, честь ей и хвала…
Во всем я слушался ее…
Узнав про наказание мое,
Она взглянула на меня,
Потом, печально голову склоня,
Ушла поспешно в свой покой
И дверь закрыла крепко за собой.
Весь день не ела, не пила,
Сама на праздник тоже не пошла…
Но кара кончилась моя —
И в чьих объятьях оказался я?
Кто целовал меня в слезах,
Качал, как маленького, на руках?
Кто это был? Скажи! Скажи!
Ну, как зовут жену того раджи?
Туч угрюмое скопленье, все в слезах, порою мглистой,
Меч подъемля, рассеки,
Воссияй, о солнце, ярче! Пусть твой лотос золотистый
Раскрывает лепестки.
Ты гремишь на звонкой вине [53], ты кудрями засверкало;
В сердце лотоса укрыто то священное начало,
Что вселенной жизнь дало.
Чуть родился я, о солнце, ты, я знаю, отмечало
Мне лобзанием чело.
И твое лобзанье душу мне наполнило до края,
Всесжигающим огнем.
Пусть твой скорбный лад раздастся, бесконечно возникая
В песнопении моем.
Пробужденная лобзаньем, закипела кровь смятенно,
Песнь безумная куда-то поплыла самозабвенно,
Исступленно поплыла,
И душа моя рыдала тяжело, неизреченно —
Боль насквозь ее прожгла.
Там души моей подобье, где костры твои зардели,
Им отвесил я поклон.
На брегах незнанья слышен звук божественной свирели —
Ею сумрак побежден;
И душа свирелью стала, начинает песня литься,
Расцвели жасмины в рощах, водопад ревет-ярится,
Блещут сполохи сквозь тьму,
И с напевами свирели необорная струится
Жизнь по телу моему.
Жизнь моя — твоей частица, и плывет ладья мелодий
По стремнинам бытия.
Улыбаясь, ты решило, что в объятия природе
Попадет моя ладья.
И душа в лучах ашшина [54] бьется, радуясь плененью,
Как на шефали [55] росинки, где дрожат, сливаясь с тенью,
Пятна солнечных лучей;
И лучи твои на волнах пляшут, пляшут, к изумленью
Очарованных очей.
Из сокровищницы света ты мне дар приносишь чудный —
Кто красу его поймет?
Что мое воображенье и души тайник подспудный
Свяжет узами тенет?
Создадут твои посланцы вязь волшебную узора.
Только альпона [56]-рисунок на земле сотрется скоро,
Станет гол вселенной дом —
Столь же быстро да промчатся смех и слезы, скорбь и ссора,
Я не буду им рабом.
Пусть они соединятся с наступлением срабона [57]
Под завесой дождевой,
В плеске листьев, в треске камня, в бубенцах
сребристых звона
Легкой влаги ключевой,
В пляске бешеной бойшакха [58], опьяненного грозою,
В час, когда веселый Васант [59] с нами делится казною,
Будто здесь он навсегда,—
А потом за окоемом все, что нам дано весною,
Исчезает без следа.
Солнце, солнце, в день осенний жизнь даешь ты переливам
На свирели золотой.
Мир взволнован смехом, плачем, всем угрюмым, всем
счастливым,
Ярким светом и росой.
Песнь моя куда стремится, как отшельница босая,
Обуянная мечтою, отрешенно отвергая
Все, что в силах дать земля?
Не к тебе ль она явилась, беззащитно заклиная,
Света яркого моля?
Песнь мою прими скорее, отвори врата чертога,
Я молю — внемли же мне!
Ей даруй покой блаженный, да сгорит ее тревога
В очищающем огне.
Прочерти пробор вечерний алой краскою заката [60]
И поставь алмазный тилак [61] песне, спетой мной когда-то,
На задумчивом челе;
Пусть сольется вечер с гимном океанского раската
В надвигающейся мгле.