Двух мальчиков сразу постигла беда:
Не прожили года — ушли навсегда.
И снова родился у Моллики сын;
Муж умер, остался ей мальчик один,
Искали друзья утешенья слова:
Мол, в прошлом рожденье грешила вдова, [34]
И выпало Моллике вдовье житье.
Палимая тяжкого горя огнем,
При тусклом светильнике ночью и днем,
В дыму благовоний, пред ликом богов
Молила она отпущенья грехов
Былого рожденья… Покорна, смирна
И в мысли тревожные погружена,
Бродила, голодная, по деревням,
Без жертв не входила, несчастная, в храм;
Носила с землей амулет в волосах,
Собрав под ногами у брахмана прах;
Из древней «Рамаяны» [35] слушала сказ,
Саньяси домой приводила не раз,
Чтоб дом благочестием он освятил,
Чтоб сына — дитя ее — благословил.
Она унижалась пред всеми подряд,
Молила у каждого ласковый взгляд:
У птиц, у зверей, у небесных светил
Просила, чтоб сын ее маленький жил;
Волненьем и вечной тревогой полна,
Любого обидеть боялась она,
Навлечь на себя неожиданный гнев,
Невольным поступком кого-то задев.
Ребенок дорос до полутора лет
И вдруг заболел. Лихорадка и бред,
На горе вдове, охватили его,
Худеет малыш и не ест ничего,
Несчастная мать позабыла покой,
Поила ребенка священной водой,
Молилась и ночи и дни напролет,—
Недуг не проходит… Рыдая, идет
Несчастная к брахману: «Слушай, отец,
Смогу ль замолить я свой грех наконец?
Носила дары, исполняла обет,
А где же защита мне с сыном от бед!
Я все украшенья мои продала,
Великие жертвы богам принесла,
Чтоб алчность безмерную их утолить.
Возможно ль им столь ненасытными быть!
Ужель и ребенка должна я отдать?»
И брахман сказал: «О дитя, ты как мать
Усердно пеклась о ребенке своем,
Но в веке железном [36], увы, мы живем.
Нет ныне закона; нет веры такой,
Которыми славился век золотой.
Теперь не способен уже человек
На истинный подвиг — забыт он навек!
Когда добродетельный Карна [37] узнал,
Что жертвы господь от него пожелал,
Он сына зарезал. Но волей небес
В мгновение ока ребенок воскрес,
И Шиби-раджа [38] добродетельным был —
Ведь собственной плотью он Индру кормил.
Остался живым и целехоньким он.
Вот вера и стойкость ушедших времен!
Но твердость такая уже не для вас…
От матери слышал я в детстве рассказ:
Бесплодная женщина рядом жила,
Хотела ребенка — и клятву дала,
Что если когда-нибудь сына родит,
То первенца Матери-Ганге [39] вручит.
И мальчик родился… Но вскоре, увы,
Ей выпала горькая доля вдовы [40].
Исполнена верой и духом тверда,
С младенцем пошла она к Ганге тогда:
«О Мать, не забыла я клятву свою,
Дитя мое в руки твои отдаю,
Он первый, о Мать, и последний мой сын!..»
И — бросила в воду. Чудесный дельфин
С самой Бхагиратхи [41] на черной спине,
Как жемчуг искрясь, показался в волне.
Был Гангой ребенок вдове возвращен.
Вот вера и стойкость ушедших времен!»
Потупила бедная Моллика взгляд.
Себя укоряя, вернулась назад:
«Напрасно молюсь, исполняю обет,
Нет истинной веры в душе моей, нет!»
А в доме царила зловещая тишь.
В жару, в лихорадке метался малыш.
Лекарство схватила в отчаянье мать.
Пытается зубки ребенку разжать.
Но тщетно… Глазами сказавши «увы»,
Врач медленно вышел из дома вдовы.
Стемнело. Бессонный светильник дрожит,
Дыхание мальчика мать сторожит.
Но вот приоткрылись глаза его вдруг
И будто бы ищут кого-то вокруг.
«О радость моя, драгоценный ты мой!
Вот мамины руки, не бойся, родной!»
И Моллика крепко его обняла,
Чтоб хворь его тяжкая к ней перешла.
Вдруг дверь распахнулась, и ветра порыв
Ворвался, светильник ночной загасив.
И вздрогнула Моллика: там, вдалеке,
Свирепствуют волны на Ганге-реке.
«О сын мой бесценный, ты будешь здоров,
Я Матери-Ганги услышала зов.
Есть руки прохладней, дитя, и нежней,
И мягче, чем руки у мамы твоей.
Ты будешь спасен!»
Начинался прилив….
Вот Моллика, на руки сына схватив,
Бежит, освещенная полной луной,
К безлюдному гхату [42] дорогой прямой.
«О Мать! — простонал ее голос в ночи. —
Бессильны пред болью земные врачи,—
Яви состраданье и жар охлади
Больному ребенку — на нежной груди».
Горячее тельце она подняла
И — с верой — прохладной воде отдала.
Надолго застыв в ожиданье немом,
Закрыла глаза она. Тихо кругом.
И вот на дельфине, почудилось ей,
Плывет светлоликая Мать Матерей [43].
И, лотосом мокрой ладони [44] прикрыт,
Красивый ребенок смеется, шалит.
Сын к матери тянет ручонку свою…
И Моллика слышит: «Бери, отдаю!..»
И, шаря глазами по черной воде,
Несчастная шепчет: «Мать, где же он?.. Где?!»
А Ганга молчит… Отступает мираж,
И слышится хриплое: «Ты не отдашь?!»
Луна полноликая смотрит с небес.
От южного ветра колышется лес…