Гулящая

, когда зажгла свет... На дворе ночь, дети спать хотят, а у нее еще ужина нет. Кинулась Одарка туда-сюда: и за топливом и за мукой.

- Подождите немного, деточки, я сейчас галушечек сварю,- бросается она к сонным детям.

- Мама! - позвала ее Оленка, увидев, что мать засуетилась и лицо у нее немного посветлело.

- Что, доченька?

- Ты говорила: умерля... Кто умерля?

- А ты не знаешь кто? Бабуся умерла.

- Бабу-у-у-ся,- удивился Николка.

- И не будет бабуси... Бабусю в яму - бух! - говорит Оленка, показывая кулачком, как бухнут бабусю в яму.

- Бух! - с горькой улыбкой ответила Одарка.- Еще не скоро этот "бух" будет,- прибавила она, замешивая в миске галушки.

- Ты тут поскорее ужин бухай,- сказал Карпо,- а я пойду узнаю, что там делается,- и вышел из хаты.

Одарка только тогда вспомнила, что она без платка.

- Карпо! слышишь? - крикнула она из сеней на улицу.

- А? - откликнулся тот.

- Не забудь платок взять.

- Какой платок?

- Мой. Надо же было глаза закрыть.

- Ладно,- сказал Карпо.

Одарка снова взялась за работу. Ребятишки сидели в углу на постели и смотрели, как суетится мать. Ей и в самом деле трудно приходилось. Сырая костра не столько горела, сколько трещала; чтобы поддержать огонь, Одарка то и дело подбегала к печи и подбрасывала сухой соломы. Вспыхнет пук соломы - яркий свет скользнет по хате, засверкает на темных окнах, осветит озабоченное лицо Одарки, отбросит от нее на стену длинную-предлинную тень, ходит, бегает эта тень, пока Одарка замешивает галушки; а сгорит солома, погаснет свет- и тень Одарки исчезнет, и сама она погрузится в темноту... Одарка снова бежит к печи, подбрасывает новый пук соломы... Снова хату озаряет свет, снова Одарка спешит к миске; снова ее фигура колышется и черная тень бегает по стене.

- Глянь, глянь... Вон мамина рука... Вон - голова... нос,- говорит Николка Оленке, показывая пальцем на стену.

Та глянула - и оба они засмеялись: чудно им показалось, что тень так бегает по хате. Одарка рада, что ребятишки хоть чем-нибудь занялись, торопится с ужином...

Но вот и ужин поспел. Подавать бы, так нет Карпа. Чего он там задержался?

- Посидите немного, деточки. Я сейчас отца позову,- сказала она и шмыгнула в дверь.

В хате Притыки еле мерцает на печи маленький каганец; желтоватый свет падает от него из-под потолка. Вверху угрюмая обитель еще кое-как освещена, но снизу, от пола, встает и поднимается вверх непроницаемый мрак. Труп Приськи, покрытый черным платком Одарки, как куча трухлявой соломы, чернеет на постели. Изредка на него упадет бледная полоска света, пробежит поверху, как будто шевельнет платком, и - в испуге - кинется вверх... На лавке, у стены, в немом молчании, пришибленные, сидят Панько, Кирило и Карпо.

- Ну, как тут у вас - благополучно? - войдя в хату в шапке и с трубкой в зубах, спрашивает Грицько.

- А что ж тут?.. Вон покойница лежит,- отвечает Панько, показывая пальцем на постель.

Грицько, выпуская изо рта дым, повернулся,