Эрика

После обхода врача долго рассказывали анекдоты, потом кто–то сказал: «А где обещанное вино?»

— Я думал, вы не хотите, — ответил равнодушно Гедеминов и затем спросил: — вам действительно можно? Спросим врача?

— Да брось ты! Мы здоровые. Давай свое вино! — сказал один из них.

— Я немного отпил. Это укрепляет мои силы. Дайте стаканы, я вам налью.

Он разлил по стаканам вино и посмотрел на часы. Было 12 ночи. «Доза снотворного небольшая, но до семи утра никто не проснется», — подумал он и тоже задремал. Но, услышав легкий стук в окно, вскочил и открыл его. Все спали. Он вылез в окно в пижаме. В саду он переоделся, обулся, надел перчатки и застегнул пояс с ножами. И в половине второго они были уже под мостом, где ждал их Володька.

«Ну вот, я снова на своей гражданской войне — подумал Гедеминов. — Только открыто не могу вступить в бой. Что ж, я прибег к военной хитрости ради победы.»

Он обратился к графу Петру:

— Вы, кажется, поручик. Вот и довоюем свою войну. Покончим с этой красной мразью.

Спрятались за кустами. Прошло минут сорок. Кто–то шел. Это был Попов. Из–под моста вышел Володька. Он нес сумку.

— Вот, начальник, его туфли и рубашка, — сказал Володька. — Я все выполнил, как договорились, давай деньги и документы.

— Покажи, — Попов фонариком осветил рубашку.

— Не доверяешь, начальник, с фонариком пришел. Утро уже. Это, между прочим, кровь. Кровь твоего врага. Пощупай, — говорил Володька, потеряв бдительность.

— Знаю, что выполнил. Князь не пришел на работу. Ну, пора расплачиваться. — Попов полез в карман. Я рад, что князь на небе… — начал было злорадно Попов, но вдруг вскрикнул. Это Гедеминов метнул нож ему в руку, которая была в кармане. От боли в руке Попов нажал на курок. Пистолет выстрелил. Пуля едва не попала Володьке в ногу. Володька взревел:

— Ах ты гад! У него был пистолет в кармане!

— Ты жив! — ужаснулся Попов, увидев Гедеминова.

— Не только жив, но и здоров. А к тебе смерть пришла, — сказал Гедеминов так спокойно, что Попов сразу понял — пощады не будет.

В сознание промелькнуло то, что он в князе больше всего презирал и ненавидел — его благородство. И теперь он ухватился за это его качество, как за соломинку, и взмолился: — Князь, не станешь ты безоружного добивать. Зачем тебе жизнь такого простого и несчастного человека, как я?

— Молись, спасай душу. Может, Господь и услышит, — ответил холодно Гедеминов.

Из–за спины Попова выступил граф Петр и тихо сказал:

— И заодно вспомни, как ты мне на спине звезду выжег. Не узнаешь, палач? И я пришел засвидетельствовать твое преступление. И я тебя сейчас прощаю. Молись.

— А кто надругался над моей сестрой? — зарычал Володька — Кто виноват в ее смерти, в смерти моих родителей? Кто мою судьбу искалечил? Кто сейчас хотел меня убить, подлец? — И Володька вынул нож, торчащий в руке Попова, вытащил его руку из кармана и достал пистолет. — Смотрите, трофейный, немецкий. Сберег скотина!

От боли Попов вскрикнул, упал на колени, прижал к груди раненную руку и взмолился:

— Я виноват князь, прости меня! Сдай в милицию. Я заслужил, все раскажу. Князь, твоя жена… она жива и у вас все хорошо. Я раскаялся. Ты же верующий. Я истекаю кровью.

Володька выступил вперед:

— А я неверующий. Просто убить собаку — грех, но уничтожить бешеную — это благо для всех. Да, туфли тебе больше не нужны. На тот свет босиком приходят.

И Володька стянул туфли с ног Попова.

— Вот и закончилась наша с тобой гражданская война, — жестко сказал ему Гедеминов. — Сейчас ты в моих руках и ранен, но, увы, пленным ты мне не нужен. — повернулся к Володьке: — Кончай его!

Попов в ужасе посмотрел в сторону другого берега, где табором расположились цигане. «Помо…» — вырвалось у него. Но Володька не дал ему крикнуть, зажав ему рот. Попов посмотрел со страхом в воду и в ужасе замычал: к нему тянули руки утопленные им в ранней юности Лора и Левушка. И тут Володька стал накидывать ему на голову мешок. Попов отчаянно сопротивлялся.

Гедеминов сказал графу Петру:

— Пойдемте. Казнить — не слишком благородное дело. Володька пострадал больше всех. Пусть он и кончает его.

Володька разделся догола, взялся за длинный конец веревки и поплыл на островок. Он вылез на берег и тянул мешок, пока тот не оказался на середине реки. Потом бросил веревку в воду и поплыл назад, ныряя в том месте, где утонул мешок. Вынырнул, поплыл к берегу и, продрогший, стал одеваться. Там где утонул мешок, по воде шли пузыри.

— Так, — сказал Гедеминов, — пока его душа по пути в ад, приведем берег в порядок. Кровь песком посыпьте, граф. Володька, возьми нож, помой его с песком. Дай туфли этого гада. Я их обую, войду в дом, возьму его документы. Если что подозрительное услышите, швырните камушек в окно.

Они пробрались через кусты к дому, благо что улица примыкала к озеру. Гедеминов обул туфли Попова.

— Здесь собака есть, — прошептал граф.

— Она в сарае заперта, — тихо ответил Володька.

Гедеминов надел перчатки, вошел в дом, задернул шторы и включил свет. Наконец он нашел документы Попова. Потом тщательно обтер наган и положил его в ящик стола. Потушил свет и выглянул за дверь. Все было спокойно. Быстро накинул замок.

— Граф, вы где? — спросил он тихо.

— Мы здесь. Надо уходить, — отозвался граф Петр.

Они побежали к болоту, и там Гедеминов снял туфли Попова, бросил их в болото и переобулся в свои.

— Все! — с облегчением вздохнул он. — Воздух–то какой свежий. — И, подняв голову к небу, сказал: — Прости меня, Господи! Я обещал тебе не убивать, но другого выхода не было, — и повернувшись к Володьке напомнил: — Завтра жди меня там же. Отдыхай… Живи Володька…

Володька обнял Гедеминова и растроганно сказал:

— Теперь моя жизнь принадлежит вам князь. Я так рад встрече! Но вижу, молодого веселого дяди Саши больше нет. Как нет и маленького Володьки. Как жизнь жестока! Но сейчас я счастлив…

— Князь Александр, — напомнил граф. — Вам пора. Переодевайтесь в больничную пижаму.

* * *

Быстро светало. Гедеминов проскользнул вместе с графом в больничный сад. Он пробрался меж кустов к окну своей палаты и осторожно заглянул во внутрь. Все спали. Он прыгнул в окно, оставив туфли за окном.

— Сожгите их, граф, на всякий случай. Вдруг я где–то наследил, — прошептал он. — Другие принесите. И ветками подметите следы под окном.

Гедеминов лег и прислушался. Тихо. Минуту спустя он просто провалился в сон.

— Все спят, — услышал Гедеминов женский голос. И затем — мужской: — А как наш новенький?

— Дыхание ровное.

— Измерьте температуру.

Медсестра прикоснулась к плечу Гедеминова:

— Больной, проснитесь, градусник держите. — Гедеминов взял его, слегка натер и сделал вид, что снова уснул. Все остальные тоже с трудом просыпались. Доктор не сводил глаз с лица Гедеминова.

Медсестра взяла градусник у Гедеминова. Температура 38,5.

Доктор послушал его сердце, пожал плечами и направился было к двери. Потом вернулся и снова пристально посмотрел в лицо больному и медленно вышел. Он напряженно вспоминал, где он раньше видел это волевое лицо.

— Может когда я раненых лечил? — подумал он. — Глаза. Да, глаза — то ли героя, то ли преступника. Холодный блеск… Он здоров!! Откуда взялась температура? Какое сердце? Мне бы такое. Понаблюдаю. Может стресс был у него. Впервые случай такой, — размышлял он.

Пришел граф Петр и прошептал Гедеминову на ухо: «Я ходил на берег. Все в порядке».

Днем жена привела мальчиков. Все были в белых халатах до пят. Они со страхом смотрели на Гедеминова.

— Папа, ты не умрешь? — испуганно спросил Альберт.

— Да нет, теперь точно не умру. Я скоро выйду из больницы, — пообещал князь и, попросив мальчиков подождать маму на улице, встал и вывел Адель в коридор.

— Все в порядке? — спросила она.

— Да. Скажи Эрике, что Попов пропал. Но пусть она продолжает с собакой спать в конюшне. Если милиция будет спрашивать ее о Попове, как о ее непосредственном начальнике, то обязательно поинтересуются, почему она там ночует. Эрика должна сказать, что боится цыган. Они могут украсть коня, а она за него несет ответственность. Цыгане прикочевали. За озером их шатры. О Попове пусть отзывается хорошо, с уважением. Завтра как раз кинутся его искать. Через 3 дня поговоришь с врачом, попросишь выписать меня под свою ответственность. Эрике больше ничего не угрожает. Я вынудил Попова уехать навсегда, пригрозил. Ладно, иди к дочери.