Сибирь, союзники и Колчак т.2

Когда я приехал из Читы, Пепеляев уже объявил свою программу и наметил состав кабинета.

Еще в мое отсутствие состоялось заседание Совета министров, на котором В. Н. Пепеляев изложил Совету министров свою программу, в основных чертах сводящуюся к следующим пунктам: 1 ) управление страной только через министров, приглашаемых по выбору председателя Совета министров и утверждаемых Верховным Правителем; 2) отказ от системы военного управления страной; 3) борьба с произволом и беззаконием, кем бы они ни чинились; 4) расширение прав Государственного Земского Совещания; 5) приближение власти к народу, сближение с оппозицией, объединение всех здоровых сил страны; 6) сближение с чехословаками; 7) всемерная поддержка добровольческого движения; 8) радикальные мероприятия в борьбе с кризисом продовольствия и снабжения армии и населения; 9) дальнейшее сокращение ведомств. Вся программа построена на лозунге борьбы с большевизмом до возрождения государственно-народных сил. В заключение своего доклада Пепеляев подчеркнул, что главное значение он придает не переменам в личном составе Совета министров, а скорейшему планомерному проведению программы в жизнь.

Огласив программу, Пепеляев обратился к Вологодскому с заверением, что его кристально чистая душа всегда будет примером в предстоящей тяжелой работе на посту председателя Совета министров.

Вологодский в ответ выразил благодарность всем членам Совета министров за их честное сотрудничество. Указал, что разделяет программу, выдвинутую Пепеляевым, и выразил надежду, что она будет успешно проведена таким сильным волей человеком, как Пепеляев.

Попытки Пепеляева ввести в состав Совета министров представителей левых партий окончились неудачей. Колосов дипломатично отказался, указав, что его вхождение будет лишним, если Пепеляев и без того уверен, что он осуществит свою программу. Кооператоры тоже отказались выставить кандидатов.

Пепеляев решил обратиться с предложением к членам Государственного Экономического Совещания: Червен-Водали и Бурышкину. Они согласились войти в кабинет, но лишь при условии, что Третьяков будет заместителем председателя Совета и управляющим Министерством иностранных дел.

Я застал переговоры в критический момент, когда все зависело от того, согласится или нет Третьяков.

Ему трудно было дать согласие. Он пережил тяжелую ночь в Зимнем дворце, и теперь, когда положение правительства было не лучше, он должен был выразить согласие вновь рисковать своей жизнью.

Я поздравил Третьякова, когда он сказал, наконец: «Хорошо».

Но Пепеляева я поздравить не мог.

Все три новичка в правительстве страдали тем большим недостатком, что они были в Сибири еще более «навозными», чем многие другие члены правительства, которые уже успели за два года ассимилироваться и знали прошлое власти, ее врагов и друзей. Между тем все они считали себя авторитетными общественными деятелями и явно противопоставляли себя остальным членам правительства, за ошибки которых им якобы придется разделываться. Совет министров благодаря такому искусственному наслоению не мог укрепиться даже внутри. Внешний же его авторитет от вхождения Третьякова, Бурышкина и Червен-Водали, не пользовавшихся никакою популярностью в Сибири и одинаково неприемлемых для социалистических кругов, выиграть нисколько не мог.

Быть может, В. Н. Пепеляев сумел бы вдохнуть в Совет единую волю, но он после первого же заседания Совета министров отбыл на запад к Верховному Правителю, чтобы решить с ним вопрос о возвращении к должности главнокомандующего генерала Дитерихса, о военном и морском министрах, которых Пепеляев хотел сменить, и о Государственном Земском Совещании, которому предполагалось предоставить законодательные права.

Однородное социалистическое

Напрасно, однако, правительство трудилось над своим детищем, Государственным Совещанием.

Иркутское земство устами председателя управы Ходукина заявило, что оно «не намерено принимать участие в Государственном Земском Совещании». Почему? «Мы чувствуем, — сказал он, — что сейчас, в эти тяжелые для Сибири дни, нужен не совещательный орган, а законодательный земский собор. Кроме того, земство считает, что Омское Правительство теперь не имеет ни морального, ни юридического права собирать даже земский собор. До сих пор оно не сдержало ни одного своего обещания, ни одного декларативного намерения».

Отрицательная часть программы заговорщиков так ярко выявлена в этой речи Ходукина, произнесенной им на совещании у управляющего губернией Яковлева, что большего уже ничего нельзя было ожидать. «Долой правительство!» — говорило каждое его слово.

На что же претендовали заговорщики? 26 ноября состоялось в Иркутске заседание его социалистической городской думы. Оно было, по существу, шумным митингом с цветистыми политическими выступлениями.

Резолюция думы требовала образования однородной социалистической власти, опирающейся на «земские и городские самоуправления и классовые организации рабочих и крестьян». Это было уже откровенное выявление «соглашательских» стремлений к примирению с большевиками и мирному сожительству земств с советами крестьянских и рабочих депутатов.

Интервью Третьякова

В ответ на эти соглашательские тенденции С. Н. Третьяков с твердой решительностью заявил, что правительство в отношении большевиков знает только один лозунг: борьба во что бы то ни стало.

«К сожалению, — сказал он, — в вопросе борьбы с большевизмом сейчас не только в левых социалистических, но и в так называемых буржуазных кругах общества возникло некоторое сомнение.

Большевики за два года пребывания у власти научились быть дипломатами. Недаром до нас доходят сейчас известия, что большевики готовы разделить власть с другими социалистическими кругами. Это, несомненно, делается для того, чтобы привлечь к себе общественное мнение не только внутри советской России, но и вне ее, за границей.

Несмотря на все победы, о которых так много говорят в настоящее время большевики, внутри страны положение советской власти чрезвычайно тяжело, и, вне сомнения, они готовы пойти на весьма большие уступки, чтобы только снять с советской России блокаду, сковавшую все стороны хозяйственной жизни страны.

К их заверениям о готовности идти на уступки следует относиться с исключительной осторожностью. Они заявляют это только для того, чтобы привлечь на свою сторону иностранцев.

Я знаю цену этим заявлениям и непоколебимо уверен, что кровавая диктатура Ленина и Троцкого ни на шаг не может приблизиться к тому, что мы понимаем под истинно демократическими методами управления страной.

В тех элементах, которые находятся сейчас в оппозиции к вновь образовавшемуся правительству, безусловно бродят мысли об известном соглашательстве с большевиками. И это является главной основной причиной, почему совместная работа с этими элементами не представляется для правительства возможной.

Я хорошо знаком с верхами русских социалистических партий, я знаю взгляды Керенского, Авксентьева, Зензинова, Чхеидзе, Церетели и других. Я помню их поведение в те времена, когда даже в коалиционном составе правительства Керенского остро ставился вопрос об отношении к большевизму. Я помню, как горячо выступал в защиту большевиков Церетели, говоривший, что большевики — это наши товарищи; помню, как министр юстиции Мапянтович выпустил из тюрьмы Троцкого; помню резолюцию, вынесенную временным Советом Российской республики.

Для меня ясно и неопровержимо, что дух соглашательства всегда был силен среди наших социалистических партий, и так осталось доныне. Если бы это было не так и я ошибался бы, то сейчас, полагаю, не могло бы быть никакой партийности, и лозунг борьбы с большевизмом прочно объединил бы всех».

Чешская оценка иркутских тенденций

Несерьезность идеи единого социалистического правительства высмеивал даже «Чехо-словацкий Дневник».

«Мы сомневаемся, — говорил он, — в том, что Сибирь в данный момент является зрелой для чисто социалистического правительства. Полная разруха экономической жизни, фронт гражданской войны и невозможность обойтись без сносных, по крайней мере, сношений с Забайкальем и союзниками поставит новое правительство перед невозможностью действовать в рамках чисто социалистической программы, и социалистические партии были бы вскоре логикой событий принуждены идти на компромиссы, которые понятны у более широкой демократической коалиции».