Баязет

за эти дни тридцать два человека.

- Как вы дошли? - спросил Пацевич.

Вместо ответа Карабанов достал "смит-вессон" и, щелкая курком, провернул перед полковником весь пустой барабан револьвера:

- Видите? Одни дырки... Вот так и дошли!..

- К ордену вас, голубчик, к ордену, - запричитал Пацевич, - завтра же в Тифлис писать бу-бу-буду...

- Эх, полковник! Тридцать два "Георгия" им теперь не нужны...

Карабанов повернулся к дверям, но Пацевич остановил его неожиданным возгласом:

- Куда же вы, голубчик? Вы бы хоть поцеловали меня.

В голове поручика все ходуном ходило, звон стоял, перед глазами еще двигались песчаные осыпи, сплошь в пустых гильзах, - не сообразил даже, о чем его просят.

- Нет, извините, полковник. Целовать вас не буду - боюсь укусить...

Он щелкнул каблуками и круто вышел. На дворе кто-то схватил его в обнимку, закричал в самое ухо:

- Карабанов, бегите скорее: там ваши казаки милицию убивают!..

- Ну и пусть убивают, - ответил Андрей.

Решил не вмешиваться. Потом раздумал. Не спеша дошел до милицейских казарм, выбил ногою дверь. Черт возьми! - кажется, действительно убивают. Озверелые казаки, загнав дезертиров в угол, хлестали их нагайками, били ножнами шашек, из дикой свалки доносились хрипение, вой и приглушенные крики.

Андрей крикнул:

- Довольно! Довольно, говорю я вам... Они и так будут помнить, каково бросать своих товарищей...

Подошел Дениска в разодранной до пупа рубахе; с рассеченной губы стекала струйка крови.

- Хоть душу отвел, ваше благородие!

- Иди спать. Все идите...

И была ночь, и снился сон: усадьба Карабановых стояла на опушке леса, а за лесом, говорили, лежит Рязань, и он убежал однажды мальчишкой в ночь, и его нашли цыгане и привезли домой; нянька уложила в постель, и ему было радостно, что это его постель, и бежать больше никуда не надо; а утром он проснулся оттого, что кто-то гладил его по лицу и слезы капали ему на щеки:

это мать гладила его, это мать плакала над ним...

Карабанов открыл глаза. Аглая сидела перед ним, гладила его лицо и тихо, закусив губу, плакала.

Он протянул к ней руку:

- Ну, что ты?.. Не надо...

- Ох, Андрей!..

Она, припав к его груди, разрыдалась. Он гладил ее вздрагивающую спину и смотрел в потолок. Красный персидский таракан вылез из щели и шевелил усами.

- Ну, ладно, ладно. - Он похлопал ее по спине.

- Ты же ничего не знаешь, - сказала Аглая, поднимая лицо. - Ты не знаешь, что было со мной... На вот, возьми...

Она кучкой сложила ему на грудь: пачку патронов, четыре сморщенные сливы, краюху хлеба. Вещи показались чужими. Андрей равнодушно посмотрел на них.

- Не молчи, - попросила она. - Слышишь?

- Слышу...

- Говори со мной. Приласкай меня... Хоть немножко. Ну, что же ты, Андрей?

Он перевел взгляд на нее.

- Тридцать два, - сказал с расстановкой, - тридцать два... И где-то заломят руки матери, где-то завоют девки, Аглая... Ох, сколько костей там осталось!..

- Не надо. Об