Волонтер свободы (сборник)

Хозяин трактира Томас, раздувшийся бочкой, почтительно встретил капитан-лейтенанта и отвел ему комнату наверху. "Лучшая из лучших, сэр!" — заверил Томас, убирая с дороги свое брюхо.

Поднимаясь по лестнице с резными дубовыми перильцами во второй этаж, Коцебу едва не столкнулся с контр-адмиралом.

— Ба! — воскликнул тот. — Здравствуй, душа моя!

— Иван Федорович! Простите, не узнал…

— Ну-ка, ну-ка, покажись! Дай-ка облобызаю.

Крузенштерн приехал из Петербурга, приехал проводить в дальнее плавание сына Павлушу, юнкера гвардейского экипажа.

— На "Сенявине" идет, — не без гордости говорил Крузенштерн. — Вот тоже, как тебя когда-то, спускаю корабль на воду, сдаю богу на руки.

— Не смею задерживать, Иван Федорович.

— Помилуй, душа моя! Твоя комната? Ну и хорошо! Юлия Антоновна тоже здесь, к Моллерше убежала. Сороки! Ну подождет, подождет.

В комнате, большой и просторной, было солнечно, но не жарко. Они сели в кресла.

— Вот и я в России, Иван Федорович. И светло на душе и грустно.

— А, понимаю, понимаю, брат, — проговорил Крузенштерн, внимательно взглянув на своего бывшего воспитанника. — Осиротели мы, Отто.

Слуга принес вина, закуску.

— Помянем графа Николай Петровича.

— Помянем, Иван Федорович.

Они помолчали.

— Теперь, верно, заглохнет?

Крузенштерн угадал его надежду.

— Заглохнет? — Адмирал подумал и решительно тряхнул головой. — Скажу уж тебе разом: заглохнет. А ты как полагаешь? Там, — он ткнул пальцем в потолок, разумея высшие сферы, — там, брат, экспедицию к Северо-Западному проходу излишней считают. А директора компании без румянцевских денег не шевельнутся… Давай-ка еще по одной, и довольно, не то будет мне от Юлии Антоновны.

Коцебу налил рюмки.

— Неудачник я, Иван Федорович, всю жизнь стремиться и вот…

Он не договорил, губы у него дрогнули.

— Неудачник? Крузенштерн нахмурился. — Это ты-то неудачник? Зря, ей-богу, зря! Да, да… Изволь слушать! Тебе, Отто Евстафьевич, великое счастье дано было. И не спорь, не спорь! Великое счастье, сударь! Вот будешь в Петербурге, презентую первый том моего "Атласа Южного моря", и потрудись, пожалуйста, посчитать, сколь открытий свершил. Молчи! Пусть-ка кто больше твоего из морей привезет. Что? Север? М-да… Север. А знаешь ли… Ну-ка, выпьем, я тебе скажу…

И, выпив, оперся ладонями о стол, наклонился:

— Как говорится, сударь, у каждого свой крест. Не так ли? И у тебя тоже. Понимаешь? Южный. Южный Крест твой. Под сим Крестом знатно и славно потрудился. Вот. А ты "неуда-ачник"!

Умирал он в феврале.

После плавания на фрегате еще несколько лет продолжалась служба. Продолжалась как с разбегу. Но то уж была служба, а не служение. Строевые должности не пришлись по душе. Учения и смотры в Маркизовой луже, как в насмешку над бывшим министром Траверсе звали Финский залив, могли удовлетворить искателя чинов. А он был искателем бурь. Бури не гремели на проспектах Петербурга; желанный крик: "Вижу берег!" не раздавался на Кронштадтском плацу; и не отблеском тропических гроз освещались тусклые кровли Ревеля. В Адмиралтействе же отвечали сухо: "Здоровье, господин капитан второго ранга, препятствует отправлению вашему в продолжительный вояж".

Когда не возвращается надежда, возвращается болезнь. Старый недуг выпустил когти.

И тогда в Адмиралтействе сказали: "Вы уволены для излечения болезни".

Над заснеженной мызой, что в нескольких верстах от Ревеля, трубила метель. Ветер толкал ставни, казалось, кто-то похаживает около дома, похаживает, ждет.

Он лежал на широком сафьяновом диване. Полинезийское копье было прибито к стене и литографии атоллов.

Не об островах мечталось когда-то. Но прекрасные берега были найдены там, где Южный Крест, три яркие звезды, а две рядышком — чуть бледнее.

Почему ж они гаснут? Почему?

Тарту. 1957 г.

Москва. 1963 г.

Юрий Давыдов

В книгах Юрия Давыдова оживает русская история. Герои его произведений — ученые, мореходы, путешественники, революционеры — патриоты страны, заслужившие добрую и благодарную память потомков.

В серии ЖЗЛ и "Замечательные географы и путешественники" мы знакомились с адмиралом Ф. Ф. Матюшкиным, английским полярным исследователем Д. Франклином, русскими мореплавателями и флотоводцами Ф. П. Врангелем, В. М. Головниным, П. С. Нахимовым и Д. Н. Сенявиным.

Лучшим представителям народничества — А. Д. Михайлову, Г. А. Лопатину, Д. А. Лизогубу и др. — посвящены его книги ’’Март", "Новое небо", ’’Этот миндальный запах", ’’Завещаю вам, братья" Ф. Каржавину — просветителю, путешественнику, автору трудов по этнографии и теории архитектуры, и флотоводцам О. Е. Коцебу и А. И. Бутакову отдано внимание вошедших в эту книгу повестей. Все книги писателя — о людях, жаждущих жизни, устроенной на началах справедливости, о людях светлого разума и немолчной совести.