Быть Руси под княгиней-христианкой

   — Так, великая княгиня. Где бы ни находились воины-русичи, с кем бы ни сражались, кто бы ни являлся их союзником и чей стяг ни реял бы над их головами, они никогда не забывали своих богов, и в бой их всегда вёл Перун, чьими внуками они были.

   — Но разве не было в русских дружинах воинов-христиан? Были и немало. Разве они сражались хуже русичей-язычников при защите родной земли или выполняя свой ратный долг в чужих краях? Ничуть. Потому что и у русичей-язычников, и у русичей-христиан одна Родина-мать — Русь, а все боги велят боронить от недруга свой домашний очаг и отчий край. Тебя, внука Перуна, вёл в бой языческий бог, твоего боевого товарища-христианина — Христос, но вы оба сражались за одинаково дорогую для вас Русскую землю, взрастившую и вскормившую вас. Так почему, бывший воевода и нынешний верховный жрец, ты сомневаешься, что я, русская великая княгиня-христианка, которой мой Бог велит так же любить и защищать Русь, как тебя твои языческие боги, не стану исполнять предсмертный завет моего мужа и не отомщу его убийцам-древлянам? Тем паче что мятежные древляне стали рассадником смуты и раздора на Русской земле, и я, великая княгиня, не могу допустить этого и должна любой ценой образумить их, как то делали все прежние киевские князья.

   — Я выразил сомнение потому, что точно так поступил даже твой покойный муж, знавший тебя намного лучше, нежели я. Разве не приказал он воеводе Микуле стать исполнителем его последней воли в случае, если тебе, его жене-христианке, окажется не под силу или не по нраву свершить её? Поэтому мы, которым надлежит проводить на Небо душу нашего брата по вере Игоря, хотим знать, готова ли ты обрушить карающую десницу на убийц великого князя или поселившийся в твоём сердце чужой бог не позволит тебе этого?

   — Твои сомнения напрасны, бывший воевода. Клянусь, что я, великая киевская княгиня, выполню последнюю волю моего мужа Игоря и жестоко накажу древлян, его убийц и сеятелей кровавой смуты на Руси. А ты должен знать, что христиане верны своим клятвам так, как язычники своей роте [141]. Не веришь в то, что мне окажется не по плечу свершить кару должным образом? Тоже напрасно. Великий князь завещал свою месть не только мне, но и воеводам своей дружины, другам-побратимам, и воинов в поход на Искоростень поведут они. Надеюсь, ты не сомневаешься, что те, кто бурей пронёсся по берегам Хвалынского моря, дважды ходил с мечом на Византию, смог захватить сердце Кавказа — Арран, справятся с князем Малом? А если тебя всё-таки точит червь сомнения, обратись к Перуну, дабы он укрепил души и тела своих внуков и даровал им победу над недругами-славянами, столь же опасными своей тягой к расколу Руси, как её вороги-иноземцы. Для меня, великой княгини, все русичи равны, будь они язычниками или христианами, и я буду благодарна всем, кто окажет мне помощь в свершении кары над древлянами. Буду благодарна за это и вам, облачённым доверием русских богов высокочтимым мужам, — посмотрела Ольга на хранивших молчание жрецов и волхвов, — и в первую очередь тебе, многоопытный мудрый старче, — перевела она взгляд на верховного жреца Перуна.

   — Великая княгиня, ты хочешь уверить меня, что русичи-христиане так же любят Русь, как и русичи-язычники? — спросил верховный жрец. — Ежели это правда, отчего они, сыновья и дочери Христа, не чтут наших вековых законов и обычаев? Например, почему ты не пожелала, как все пережившие своих мужей великие княгини до тебя, умереть вслед за Игорем, чтобы вместе оказаться на Небе и по-прежнему быть рядом с ним? Разве не клялась ты богам, становясь его законной женой, всюду следовать за мужем и делить с ним пополам выпавшие ему радость и горе?

   — Любовь к родной земле и соблюдение древних обычаев ставшей чужой тебе веры — это не одно и то же, — ответила Ольга. — И потом, разве мой муж завещал мне принять смерть на его погребальном костре? Нет, он завещал мне править вместо него державой и воспитывать малолетнего сына, будущего великого князя Руси. К тому же моя вера запрещает самоубийство, почитая его тягчайшим грехом. Я не намерена гневить своего Бога, точно так как ты стремишься не гневить своего Перуна.

   — Говоришь, что не хочешь гневить своего Бога? Ха-ха-ха! — И, запрокинув голову, верховный жрец рассмеялся. — Великая княгиня, значит, ты совсем не знаешь Христа, и я докажу это. Ты называешь меня Олеговым воеводой — это так, но, прежде чем им стать, я был сотником и побратимом князя Дира, подло убитого Олегом [142]. Я не раз присутствовал на спорах Дира с его князем-соправителем Аскольдом и знаю, отчего мой побратим, а отличие от Аскольда, не принял христианства и до конца остался верен старым русским богам. Одной из причин было то, что Дир опасался, что вместе с христианством на Русь хлынут тягчайшие пороки, неведомые доселе на ней, но которыми переполнен Старый и Новый Рим, они не оставили в сердцах их жителей-христиан ничего святого. Много ли ты знаешь случаев, чтобы русич-язычник поднял оружие на брата, убил бы отца, ослепил и посадил в тюрьму-поруб мать? Зато в обоих Римах из-за горсти монет брат убьёт брата, из-за клочка земли сын сживёт со света родителей, а в борьбе за императорскую власть сыновья убивают отцов, жёны травят ядом мужей, родные братья рубят друг другу головы. Ты умна, великая княгиня, и, наверное, знаешь причину столь разного поведения русичей-язычников и христиан, будь они латинянами-италийцами или ромеями?

   — Старче, ни одна вера не учит людей чему-либо плохому, и, ежели человек преступает закон либо совершает дурной поступок, начало этому следует искать в нём самом, прежде всего в том, кто и как его воспитывал, кто он есть и как живёт, — ответила Ольга.

   — Ты забыла упомянуть самое главное, о чём думает человек, прежде чем нарушить закон, — о ждущей его за это каре-возмездии. Русич-язычник знает, что причинённое их единоверцу зло никогда не будет прощено Небом, ежели он добрыми делами полностью не искупит вину, в противном случае ему суждено предстать после смерти перед судом предков, которые вынесут ему беспощадный приговор. А христианин знает, что стоит ему лишь явиться в церковь и покаяться, как ему будет прощено любое совершенное преступление, названное вольным или невольным грехом. Да что свершённое, если за золото христианину заранее может быть прощено любое преступление, которое он может совершить в будущем. Сражаясь в Италии, я собственными глазами видел продаваемые Римским Папой грамоты, в которых он от имени Христа прощал покупателю все его настоящие и будущие грехи. Поэтому, великая княгиня-христианка, забудь слово «грех». Твоего Христа заботит не чистота душ агнцев его земного стада, а золото, которым они могут откупиться у него от угрызений совести. Ежели ты бедна, мы, внуки Перуна, готовы купить тебе прощение Папы за самую дорогую цену.

   — Старче, ты путаешь христиан, признающих над собой главенство Римского папы, и христиан-русичей, земным владыкой которых является Константинопольский патриарх. Да, Римский Папа торгует прощениями грехов, но Константинопольский патриарх никогда не делал и не делает этого.

   — Не делает сегодня, сделает завтра, — уверенно произнёс верховный жрец. — Разве они оба не поклоняются одному и тому же Христу? Кстати, великая княгиня, я до сих пор не смог понять, кто из них более любим Христом и ближе к нему, являясь его первым слугой на земле — Римский Папа или Царьградский патриарх? Непонятно мне и то, что они, называя себя примерными, достойными подражания христианами, главная добродетель коих — смирение, послушание, жизнь в бедности, а охвачены одним из страшнейших пороков — гордыней, и готовы перегрызть друг другу глотки за право называться первым христианином на земле и быть верховодом всех единоверцев в мире. Разве это не гордыня, причём непомерная?

Ольга помнила, как не столь давно она уже вступала с верховным жрецом Перуна в спор о вере и не выиграла его, поэтому сейчас решила не повторять ошибки.