Быть Руси под княгиней-христианкой

   — Весть о смерти великого князя Игоря в Древлянской земле, — вновь зазвучал голос верховного жреца Перуна. — Игорь был не только великим князем и твоим мужем, но и верным, послушным внуком Перуна. Мы, его братья по вере, те, к кому Игорь обращался в трудную для себя годину за советом, кто от его имени молил Небо даровать ему победу над недругами или ниспослать мир и покой на Русскую землю, хотим знать предсмертную волю великого князя.

   — Она такова: вся великокняжеская власть передаётся мне, его единственной законной жене, матери княжича-наследника и верной помощнице в державных делах. Кроме этого, Игорь велит отомстить древлянам, своим убийцам. Я подчиняюсь его воле и надеюсь, что ей будете послушны и вы, его братья по вере и бывшие сподвижники по ратным походам.

   — Предсмертная воля великого князя — закон для нас, — сказал верховный жрец Перуна. — Ежели он решил, что Русью станешь править ты... до возмужания княжича Святослава... так тому и быть. Но отчего мы не видим в палате юного великого князя Святослава, от имени которого тебе дозволено временно править? — И верховный жрец медленно перевёл взгляд на свободные три кресла на помосте.

Ольга поняла этот взгляд — он выражал удивление, что боковые кресла пусты, хотя по стародавним обычаям русичей одно из них сейчас должно быть занято. Ольга получила великокняжескую власть лишь временно и не должна была утаивать этого, что относительно к приёмам в Золотой палате значило, что рядом с ней должен находиться тот, от чьего имени она правила. Правда, у неё был выбор. Единолично взяв в свои руки всю власть и заняв среднее кресло, она обязана была сажать Святослава, как княжича-наследника, справа от себя. Ежели она пожелала бы стать просто вдовствующей великой княгиней, вынужденной взвалить на себя бремя управления державой наравне с малолетним княжичем, ей следовало уступить место великого князя ему, заняв, как прежде, место слева от него, но уже не как жена великого князя, а как его мать-соправительница. Но в том и другом случае присутствие Святослава было обязательным, ибо и по закону, и согласно завещанию Игоря великим князем был он, а Ольга ввиду его малолетства являлась лишь правительницей-временщицей.

Однако Ольга на примере князя Олега и своего мужа Игоря прекрасно усвоила, что значит временная власть в руках умного, волевого человека и как трудно, почти невозможно обрести её законному обладателю [135], не пожелай правитель-временщик добровольно с ней расстаться. А Ольга считала себя ничуть не глупее князя Олега и не сомневалась, что нисколько не уступает ему в твёрдости нрава. Если верховный жрец Перуна до сих пор не смог оценить свою великую княгиню по достоинству и понять, что она ни при каких условиях не намерена выпускать из своих рук доставшуюся ей после гибели Игоря власть, у неё хватит смелости заявить ему сейчас об этом прямо в лицо и во всеуслышание.

   — Отчего в палате нет юного княжича? — тихо переспросила Ольга и, наклонившись в сторону верховного жреца Перуна, насмешливо поинтересовалась: — Скажи, бывший Олегов воевода, а часто ли видел ты в Золотой палате с временным правителем Руси Олегом её настоящего великого князя Игоря? Я говорю не только о поре, когда он был юн, но и когда полностью возмужал и даже когда самостоятельно водил в походы свою дружину. Я чту князя Олега как великого ратоборца и мудрого правителя Руси и во многом намерена брать с него пример. Считай, что на свой вопрос о княжиче Святославе ты получил от меня ответ, который дал бы тебе князь Олег, спроси ты его об Игоре, от имени которого он по воле отца Игоря князя Рюрика правил вплоть до собственной кончины. Тебе ясен мой ответ, многоопытный старче?

   — Вполне, великая княгиня. — И едва заметная усмешка скользнула под усами верховного жреца Перуна. — Благодарен тебе за откровенность. Дозволь задать тебе другой вопрос. Твой покойный муж и наш брат по вере великий князь Игорь завещал нам месть древлянам. Намерена ли ты, христианка, исполнить его предсмертную волю? Как женщине, тебе свойственны мягкость характера и боязнь пролития людской крови, а как христианка ты должна любить всех ближних своих, в том числе врагов, отвечая им добром на зло. Но наши боги, боги русичей, совсем иные, чем твой ромейский Христос, они требуют платить смертью за смерть, кровью за кровь, злом за зло. Чьему зову ты собираешься повиноваться — зову чужого русичам, но родного тебе Христа или зову бога воинов-русичей Перуна, кличущего внуков покарать древлян?

   — Многоопытный старче, ты отчего-то позабыл упомянуть, что я не просто женщина и христианка, но прежде всего русская великая княгиня. Ты прав, я не могу повести дружину в поход на древлян, но разве нет у меня овеянных ратной славой, закалённых во множестве сражений и дальних походах воевод? Разве князья Аскольд и Дир, Олег и Игорь всегда самолично возглавляли походы? Разве только их воинским умением и доблестью Русь побеждала всех своих недругов и её оружие брало верх над вражьим? Оглянись вокруг себя, бывший Олегов воевода, всмотрись хорошенько в то, что окружает нас.

Снова отбросив голову на спинку кресла, Ольга медленно повела правой рукой вдоль стен Золотой палаты, и взгляд верховного жреца Перуна последовал за её рукой. На всех стенах, начиная от входа в палату и не исключая стены за помостом с великокняжеским креслом, висели оружие и доспехи русичей и тех, с кем им когда-либо приходилось встречаться врагами на полях битв. Тускло отсвечивали тяжёлые, с односторонней заточкой, без каких-либо украшений мечи и железные, со стальными пластинами на груди боевые рубахи Полянских князей, предшественников Кия. Блистали позолотой и сверкали драгоценными каменьями рукояти длинных, обоюдоострых, из знаменитой русской харалужной стали, клинков князей и витязей более позднего времени, переливались серебром, словно рыбья чешуя, их кольчуги и сетки-бармицы [136] на высоких, с еловцами [137] шеломах.

Немало висело на стенах и чужого оружия и доспехов, служивших напоминанием о славных сражениях, в которых участвовали и побеждали русские дружины, или об известных всей Европе либо Азии полководцах, оказавшихся бессильными против отваги и мужества русичей и потерпевших от них поражения. Рядом висели короткий, прямой меч римского легионера и длинная, кривая сабля перса-дейлемита, широкий, искривлённый кинжал сарацина соседствовал с увенчанным двумя лезвиями, словно галльская Франциска [138], метательным боевым топором кочевников-гузов с далёкого Яика. Вперемежку с оружием было развешано и вражеское защитное снаряжение: кольчуги и пластинчатые доспехи, стальные нагрудники-кирасы [139] и тевтонские шлемы-маски с узкими прорезями для глаз и высокими рогами. А оружию и доспехам ближайших соседей Руси — хазар, печенегов, половцев, угров, ляхов, булгар, чёрных клобуков, херсонесских ромеев — на стенах не было числа!

— Узнаешь оружие своих боевых другов-побратимов, бывший Олегов воевода, и тех, кто до и после вас защищал Русь и заставлял дрожать недругов от страха в их собственных краях? — громко и взволнованно зазвучал голос Ольги. — Это ты и все вы стерегли рубежи державы от нашествия тевтонов и набегов кочевых орд из Дикой степи. Укрощали неуёмные желания Второго Рима, с жадностью взирающего на нашу землю. Отваживали от Червлёной Руси [140] ляхов и угров. Это все вы, предотвращая вражьи вторжения на родную землю и отвечая своими ударами на чужие, ходили сухопутьем и морем на Византию, Хазарию, Тавриду, берега Хвалынского, Русского и Сурожского морей. И пусть не всегда возвращались с победой, но ни разу не запятнали позором гордое имя воина-русича. Разве не ты и твои други, бывший воевода, выполняя заключённый князем Олегом договор с Византией о мире и военной помощи друг другу, сражались плечом к плечу с ромейскими легионами на италийских равнинах и в песках Северной Африки, на малоазиатских плоскогорьях и в лесистых горах Крита и Сицилии? И куда бы вас ни заносила судьба, под чьим стягом вам ни приходилось стоять в боевом строю, пусть вы даже умирали не за Русь, вы всё равно умножали её славу. Не так ли, бывший воевода? — прищурилась Ольга.