Свержение ига

   — Ливония охвачена военными приготовлениями, — рассказывал Кокос, — магистр призвал к себе всех комтуров и фогтов [35] и велел им готовить войско. Из Кёнигсберга пришёл отряд тевтонцев. В Венденский замок стекаются отряды наёмников. По всему видно: грядёт великая война...

Дело принимало серьёзный оборот. Это понимал даже затуманенный хмелем мозг Лыки. Ливония, она совсем рядом, война может зацепить Великие Луки, и как тогда ему быть, московскому наместнику: защищаться или отдаться на милость врагу? Где тут его выгода?

Кокос будто прочёл эти мысли и сказал:

   — Магистр неспроста тебе дружбу выказал. Будешь сидеть тихо, минует гроза. Тех купцов, что через тебя идут, он обещал не трогать и хочет, чтобы тем людям, которых он посылает, ты тоже зла не чинил и от лихоимства берег.

«Вот ведь каков хитрец, — подумал восхищенный Прон, — долго плёл и всё ж пришёл к своей выгоде».

А обрадованный Лыко позвал купца к обильному столу.

Только стали подавать гостю третью смену, как на княжьем дворе снова шум и гам — подошёл караван из Новгорода. Воистину гром после затишья! Лыко поморщился оттого, что нужно оставлять стол, а Прон буркнул негромко, но чтоб гость услышал:

   — Не дадут нашему князю кусок спокойно проглотить, ездют с разных земель днём и ночью, и дождь им не помеха, как на ярманке, ей-бо...

Наскоро окончив обед, Лыко поспешил принять нового гостя. Этот держался не в пример прежнему. С Проном вовсе разговаривать не стал: у меня, дескать, до князя дело, а не до его лизоблюда. Прон не обиделся, утёрся крепче да улыбнулся шире. И перед самим князем не склонился гордец, только головой мотнул да грамоту от посадника передал.

   — А и дерзок ты, посол, — крякнул Лыко, — али спина не гнётся?

   — Не привычны мы, — нахмурился тот. — Перед великим князем не сломались, а перед евойными слугами и подавно.

С новгородцами Лыку связывало тайное дело, затеянное Андреем Большим. После совещания под Боровском Андрей направился в Новгород, чтобы узнать обстановку и оценить осуществимость задуманного. Увиденное вселило надежду: верхушка города сохраняла силу и поступаться своими вольностями не собиралась. Сам архиепископ его не принял, но посадник серьёзно отнёсся к предложению Андрея стать новгородским князем. Он обещал обсудить это предложение со своими сторонниками, а теперь извещал, что Новгород принимает его и посылает Андрею договорные грамоты. Посадник просил Лыку приветить посланца, везущего грамоты и новгородскую казну новому князю, обеспечить ему охрану и безопасный путь. В письме было мало почтения, и Лыко недовольно покрутил головой. Он долго молчал, потом сказал просто так, чтобы разрядить тишину:

   — Гордецы-то гордецы, а к Андрею поехали кланяться.

Новгородец твёрдо ответил:

   — Не кланяться, а договор заключать.

   — Князь не шибко договорных жалует, погонит, гляди, взашей.

   — Другого найдём. На наш каравай у многих рты раскрыты.

   — Ну-ну... Так зачем тебе охрана? Своей не хватает аль казна велика?

   — У нас ныне каждый человек на счету, потому велено людей обратно отправить. Что ж до казны, то Новый город искони в скрягах не хаживал. Так когда нам в путь отправляться?

Лыко задумался. Посланник стоял, переминаясь с ноги на ногу.

   — Так когда же, князь?

   — Возвертай своих людей, а ко мне завтра приходи — утро вечера мудренее. — Лыко потянулся до хруста.

   — Обедом будем кормить? — поинтересовался Прон, когда тот вышел.

   — Дык куда? Его и так со спеси пучит, — ответил Лыко.

Прон хихикнул и выскочил за дверь.

Утром к опочивальне наместника стал стягиваться разный народ. Прон с деловитым видом шнырял из сеней в опочивальню и обратно. Ближе всех к двери стоял Хозя Кокос, его кудрявое лицо выражало почтительность и даже подобострастие. Прон подскочил к нему между делом и скороговоркой произнёс:

   — Князь велел дать тебе два десятка всадников для охраны.

Хозя закатил глаза:

   — Ах, как благороден здешний правитель, не правда ли, господа? — и приложил руку к сердцу, а другой сунул Прону кошелёк.

   — А нам он когда даст людей? — нахмурился новгородский посланник.

Прон с виноватой улыбкой проследовал мимо и подошёл к гонцу, прибывшему рано утром с порубежной заставы. Бедняга пялил сонные глаза и не мог понять, почему после ночной скачки его долго томят в душных сенях. Дело того не требовало, вчера из литовской земли прошли через рубеж люди великого князя с большим отрядом служилых татар — то возвращались из Киева Матвей с Семёном. Они решили не тратить времени на посещение наместника, а лишь известили его через гонца о своём появлении. Подарков они тоже не прислали, чем усугубили нанесённую новгородцами обиду.

   — Нельзя допустить, чтобы подобное пренебрежение входило в правило, — выговаривал Лыко, когда Прон доложил привезённое известие. — Добрый гость на пороге кланяется, а мы и есть порог у нашей земли. Нам поклонись — всем русским уважение... Как этот гордец, ждёт?

   — Ждёт, ваша светлость, — проговорил Прон, — прикажешь привесть?

   — Ничё, сам выйду. Подай-ка опашень.

Лыко показался в сенях, и все стали кланяться ему. Лишь новгородец поспешил навстречу и нетерпеливо спросил:

   — Когда прикажешь в путь?

   — Да хоть сейчас, — равнодушно протянул Лыко.

   — А где охрана?

   — Нет у меня людишек. Вон весть пришла, что татары на нашу землю потекли, такие дела...

Новгородец растерялся.

   — Иудею вона какой отряд дал, а нам ничего, как же так?

   — А так. У кого спина не гнётся, у того и карман пустой. Ничего, вы мужи гордые, оборонитесь.

   — Так я своих людей назад отправил, куда я теперь?

Но Лыко уже не слушал и важно прошагал мимо. Немного спустя он справился о новгородцах.

   — Мечутся, наших сговаривают в провожатые, да я запретил. Пусть покланяются, коли отвыкли, — ответил ему Прон.

   — Это ты зря, — протянул тот. — Я вот думаю, не навредили бы они своей гордостью нашему делу, а? Придут к Андрею, начнут спесивиться да рядиться, договорами своими тыкать, он осердится и прогонит их.

   — Как есть прогонит. Ты не сдержался, он тож. Вы, Рюриковичи, горячие. Давай лучше, ваша светлость, я сам до него доеду. Для меня поклон — не урон, я человек маленький.

   — И казну могут не довезти, лихих людей нынче ой как много.

   — Много... Так я поеду?

   — Поезжай, но казну всю Андрею не отдавай.

   — Обижаешь, ваша светлость. Рази не понимаю, что тебе тоже войско собирать надобно и расходов у тебя тута, на рубеже, поболее, чем в Угличе. Сейчас отряжу к новгородцам своих людей.

   — Только поостерегись, — напутствовал его Лыко. — Сам не лезь, поезжай за ними тишком, а как сделается дело, тогда и объявляйся. Да гляди, чтоб говорливых не сыскалось...

Долгий изнурительный путь посланцев великого князя сулил скорое и удачное окончание. Последнюю большую остановку на литовской земле сделали они под Витебском. Город кишел вооружёнными людьми и напоминал военный лагерь. Постоялые дворы были переполнены, о месте ночлега не шло даже речи, и москвичам пришлось возвращаться в мокрый лес, где расположился презирающий каменное гостеприимство татарский отряд. При выходе из города решили подкрепиться в корчме и чуть не ввязались в большую потасовку, затеянную жолнежами. Причина такого недружелюбия вскоре выяснилась: здесь собиралось королевское войско и в каждом русском виделся московский лазутчик. Неуютной оказалась эта последняя чужеземная ночёвка под бесконечным дождём, зато, как только переступили рубеж, дождь, будто по заказу, прекратился и проглянуло солнце.

   — Аллах озаряет путь только тем, кто идёт верной дорогой, — сказал по этому поводу Нурдавлет.

Земля быстро просыхала, идти становилось всё легче. Хоть и не надо было больше никого опасаться, придерживались установленного ранее порядка. Впереди с небольшим отрядом шёл Семён. Сцибор, которому надоели мудрости Нурдавлета, увязался вместе с ним. Татары и основная часть торгового каравана шли в середине, а Матвей замыкал колонну. После полдневного пути наткнулись на следы недавно прошедшего обоза. К вечеру почуяли дым — обоз, верно, остановился на ночлег. Лошади заспешили, почуяв скорую стоянку, люди не сдерживали их, мечтая о долгожданном отдыхе на родной земле.