Воробьиная туча

Господин Сигеру! Какая честь для меня!

Впереди на тропе стоял Сохаку, рядом с ним — какой-то самурай. Погрузившись в мысли о сыне, Сигеру едва не наехал на них. По Сохаку незаметно было, чтоб его и вправду серьезно подстрелили. Доспех его был в безупречном состоянии, да и сам настоятель хорошо держался в седле, и говорил твердо и отчетливо.

Никакой чести. Я приехал забрать ваши головы. Только и всего.

Сохаку рассмеялся.

Вы будете разочарованы. Их сильно переоценили. Мне от моей головы точно было мало пользы. А тебе от твоей, Ёси?

Боюсь, преподобный настоятель, и мне тоже.

Сигеру пришпорил коня и ринулся вперед. Мгновение спустя Сохаку и Ёси тоже принялись действовать. За миг до столкновения Сохаку припал к шее своего скакуна и ударил, метя одновременно и в Сигеру, и в его коня. Ёси нанес удар с другой стороны. Сигеру это предвидел. Он отразил удар Сохаку и уклонился от удара Ёси, мимоходом смахнув второму полбедра. Из рассеченной бедренной артерии ударила кровь. Ёси упал. Сигеру тем временем развернул коня. Сохаку, которому мешала сломаное колено, за ним не поспевал. Прежде, чем он успел развернуться, Сигеру уже атаковал его слева. Сохаку извернулся и отбил идущий сверху удар катаны. Но тем временем вакидзаси Сигеру вошел Сохаку в правое плечо, точно в сустав.

Все, что происходило далее, Сохаку воспринимал с необычайной ясностью и полнотой.

Из обрубка плеча хлестала кровь. Он никогда еще не видел настолько яркого алого цвета.

Его рука по-прежнему сжимала меч, но теперь и меч и рука оказались непривычно далеко от него: они лежали на земле, у копыт его коня.

Сохаку почувствовал, как тело его становится невесомым. Он парил над землей.

Перед ним возникло лицо Сигеру — яростное, забрызганное кровью. Сохаку ощутил глубочайшее сочувствие, но не смог выразить его словами.

Солнце сверкнуло на клинке, описывающем круг в воздухе. Сохаку узнал этот изящный изгиб, этот узор на клинке, этот необычный, почти белый оттенок стали. Второго такого меча не было во всей стране. Эту пару мечей, катану и вакидзаси, называли «Воробьиными когтями».

Обезглавленное тело упало на землю. У тела не было правой руки. На теле был его доспех. Но все это было неважно.

Сохаку растворился в бесконечно ярком свете сострадания будды Амида.

Сигеру поднял голову Сохаку и взглянул ему в лицо. И если у него и промелькнула мысль о том, что в последнее время он что-то часто убивает друзей и родственников, надолго она не задержалась.

Огонь!

Тринадцать пуль из сорока, прошивших воздух, нашли свою цель. Они сбили Сигеру с ног, но ни одна так и не нанесла ему смертельной раны. Сигеру сумел подняться. Но катана выпала из непослушной правой руки. Пули раздробили ему пледплечье и локоть. Сигеру бросился бежать, но когда он уже почти достиг кромки леса, из-за деревьев выступили двадцать стрелков с мушкетами и выстрелили в беглеца, почти в упор.

Сигеру снова упал. Он попытался встать, но тело отказалось подчиняться. Когда он увидел над собою Каваками, то даже не удивился.

Отрубите ему голову, — распорядился Каваками.

Господин, он еще жив.

Тогда погодите. Принесите их. Пусть он видит.

Адьютант принес «Воробьиные когти» и показал их Сигеру.

— Господин Сигеру, взгляните.

Двое подняли Сигеру, чтобы ему все было видно. Третий принялся бить тяжелым топором по катане и вакидзаси, и бил, пока не сломал.

Прекрасно, — сказал Каваками. — А теперь отрубите ему голову.

Каваками постарался встать так, чтобы Сигеру видел его лицо. Как, однако, приятно: последним, что этот великий воин увидит в жизни, будет торжествующее лицо врага.

Но Сигеру его не видел.

Папа! — закричал Нобуёси и помчался навстречу отцу. Не было ни крови, ни ран, ни проклятий. Мальчик смеялся, и над ним реял маленький яркий воздушный змей.

Смотри, что дядя Гэндзи смастерил для меня!

Нобуёси! — сказал Сигеру и улыбнулся.

Каваками обошелся с головой Сигеру в точном соответствии со всеми тонкостями этикета. Глаза покойника были закрыты; на лице не отражалось ни боли, ни страдания; волосы были аккуратно причесаны, и аромат сандала почти заглушал запах крови и начинающегося разложения.

Благодарю вас, князь Каваками, — сказал Гэндзи. — Я искренне поражен вашей щедростью. Я думал, вы захотите преподнести этот подарок вашим предкам.

Именно это я и сделаю, князь Гэндзи. Пожалуйста, не волнуйтесь. Когда вы умрете, я преподнесу предкам обе головы — и его, и вашу.

Позвольте поинтересоваться, а где вы оставили тело? Я хотел бы по возвращении в «Воробьиную тучу» кремировать его, как надлежит.

Каваками расхохотался, хотя смеяться ему вовсе не хотелось. Вопреки его чаяниям, гость не выказывал ни малейшего страха. Если у Гэндзи и были хоть какая-то надежда на спасение, то надежда эта воплощалась в его дяде. И при виде мертвой головы Сигеру эта надежда должна была рухнуть. Каваками подал знак адьютанту. Тот закрыл ящик и вновь завернул его в шелк.

К несчастью, его тело, как и тело настоятеля Сохаку, находилось в зале для медитаций. Можно считать, что кремация уже состоялась.

И еще раз благодарю вас за гостеприимство, — сказал Гэндзи, поклонился и вознамерился уйти.

Пожалуйста, не торопитесь. Мы еще не все обсудили.

Гэндзи уселся обратно. На губах молодого князя продолжала играть эта его вечная улыбочка. Ничего, недолго ему осталось улыбаться. Каваками заставил себя сдержать гнев. Он не хотел, чтоб этот момент оказался отравлен неприятными эмоциями. Ведь ему предстоит долгие годы наслаждаться этими драгоценными воспоминаниями.

Насколько я понимаю, — сказал Каваками, — вам посчастливилось удостоиться благосклонного внимания прекраснейшей из гейш, госпожи Майонако-но Хэйко.

Мне так кажется.

Да, кажется, — кивнул Каваками. — Насколько же часто то, что нам кажется, не совпадает с истинным положением вещей! То, что кажется любовью, оказывается ненавистью. То, что кажется красотой, оказывается уродством, столь кошмарным, что его и вообразить невозможно.

Он сделал паузу, ожидая ответной остроумной реплики, но Гэндзи промолчал. Тогда Каваками продолжил:

Иногда случается так, что видимое не совпадает с сутью, но все же и то, и другое реально. Например, Хэйко выглядит как красавица-гейша — и это и вправду так. Но кроме этого она еще и ниндзя. — Каваками снова сделал паузу. Гэндзи снова ничего не сказал. — Вы мне не верите?

Почему же? Я совершенно уверен, что вы говорите чистую правду, князь Каваками.

Вы не кажетесь удивленным.

Как вы только что совершенно верно указали, нам не следует уделять слишком много внимания внешней стороне дела.

Князь Гэндзи, окажите мне любезность — не делайте вид, что вы отказываете мне даже в капле ума. Очевидно, вы знали об этой ее двойственности.

Простоты ради предположим, что знал. — На этот раз уже Гэндзи сделал паузу и в глазах его, как показалось Каваками, мелькнуло разгорающееся раздражение. — Конечно же, за этим кроется что-то еще.

Конечно. Раз вы знали, что она — ниндзя, вы должны были также знать, что она работает на меня.

Да, я пришел к этому выводу.

А я, конечно же, понимал, что вы должны были давным давно об этом догадаться, — с нескрываемым удовольствием произнес Каваками. — Как и всем умным людям — а никто не станет отрицать, что вы очень умны, — вам свойственно недооценивать ум всех прочих. Неужто вы и вправду думали, будто я настолько глуп, что надеюсь надолго сохранить тайну Хэйко в тайне от вас?

Вынужден признать, что у меня и вправду мелькали подобные мысли, — сказал Гэндзи. — Но, как я вижу, это было ошибкой.

И куда большей, чем вы думаете. Вы считаете, что я послал Хэйко к вам, дабы она могла предать вас, или даже убить, когда я сочту, что настал подходящий момент. Несомненно, у вас были некоторые основания так считать, поскольку сама Хэйко полагала, что именно в этом заключается ее задание. Возможно, вы с ней уже успели обсудить данный вопрос?