Жезл маршала. Василевский

   — Всё, что просил командующий фронтом, Генштаб сделал, так что можно начинать...

   — Как, по-вашему, сокрушит фронт «линию Маннергейма»? — спросил Сталин. — Только я желал бы знать истину, — подчеркнул он, — а не предположения вроде «есть все предпосылки к успеху», «видимо, враг будет разбит» и прочее. Я люблю слова — да или нет.

   — В Генштабе их тоже любят, — улыбнулся Шапошников, но тут же его лицо посуровело. — «Линия Маннергейма» будет разбита!

   — Не скрою от вас, что волнует меня, — продолжал Сталин. — На Западе пишут о том, что Красная Армия не может взять верх над маленькой страной Финляндией, у которой, мол, и армия не так уж велика, как у Советов, и вооружения меньше, да и генералов единицы. Мне эти творения борзописцев что перец на душу. Если хотите, скажу больше. Мне стыдно, что наши войска застряли в лесах и болотах Карельского перешейка, а пресловутую «линию Маннергейма» наши военные разглядывают в бинокль. — Сталин помолчал, потом резко добавил: — Надо разрушить миф о «стальной обороне» финнов, ударить по ней так, чтобы она рассыпалась, как карточный домик!

   — На этот раз, полагаю, всё у нас получится, Иосиф Виссарионович. — Шапошникову даже стало жаль вождя за то, что тот так остро переживает, хотя основания к этому были.

11 февраля рано утром, когда передний край заволокло туманом, войска Северо-Западного фронта начали наступление. Залпы тяжёлых орудий по укреплениям финнов, бомбовые удары с воздуха были настолько сильными, что «линия Маннергейма» дала трещину, и наши войска стали успешно продвигаться вперёд. Когда Шапошников доложил об этом Сталину, у того поднялось настроение.

   — Тимошенко не подвёл вас, Иосиф Виссарионович, — заметил начальник Генштаба.

   — Теперь наверняка правительство Финляндии запросит мира, — довольно произнёс вождь.

Так оно и случилось. Вскоре в Москву прибыла финляндская правительственная делегация во главе с премьер-министром Р. Рюти. Начались мирные переговоры. В состав советской делегации вошёл и Василевский.

Спецкору газеты «Красная Звезда» полковнику Оскару Кальвину главный редактор дал задание написать о маршале Ворошилове. В следующем, сорок первом году Климу Ворошилову исполняется 60 лет, и очерк, сказал шеф, будет редакционным подарком юбиляру.

   — Не забудьте отметить, что полководцем Ворошилов стал не без поддержки товарища Сталина, — напутствовал Кальвина главный. — Их дружба окрепла ещё в годы Гражданской войны, когда оба сражались за Царицын. Это украсит материал...

«Прав главред: надо найти что-то необычное о Климе, — подумал Кальвин. — Лучше других его знает маршал Будённый, но как к нему попасть? А что, если попросить Василевского?..»

Оскар позвонил ему:

   — Саша, к тебе можно на полчаса?.. Да, очень важное дело...

Василевский уже ждал его. Он сидел за столом, чёлка чуть прикрывала его широкий лоб, в глазах светились искорки. Как он не похож на того Василевского, помощника командира 429-го полка, который летом 1920 года вёл в атаку своих бойцов против белополяков в районе Свислочи! Тогда-то Кальвин и спас своего друга от верной смерти.

   — У меня к тебе просьба! — Оскар улыбнулся, садясь к столу. — Но прежде скажи, почему в субботу ты не пришёл с Катей к нам на пельмени?

   — Срочно заступил на дежурство по Генштабу. — Василевский достал папиросы и закурил. — Вчера я звонил тебе, у Гали был такой голос, что я не узнал её. Ты что, снова поссорился с ней?

   — Она подвела меня. Я взял билеты в кино, стали собираться, а тут позвонила подруга: что-то ей нездоровилось, поднялась температура. Словом, Галя поспешила к ней. «Я, — говорит, — врач и должна ей помочь».

   — Она у тебя с характером! — усмехнулся Василевский. — Что, один пошёл в кино?

   — Пошёл, но не в кино, а к Даше, сестре жены моего брата Азара. — Оскар помолчал. — Знаешь, я чертовски скучаю по сыну! Может, зря устроил Петра в Ленинграде учиться на морского минёра? Азар мне посоветовал, он ведь минёр...

   — Ты же говорил мне, что после окончания военно-морского училища Азар хотел взять Петра к себе на эсминец?

   — Да, но корабль перевели на Северный флот, и теперь Азар служит в Полярном — главной базе флота. Скажу тебе, места там суровые. Рядом с базой — полуостров Рыбачий. Я был летом на Рыбачьем. Сплошное каменное плато, обрывается в море! Высота до трёхсот метров, а если быть точным — двести девяносто девять метров. Сплошная тундра!.. Нет, я бы там не служил ни за какие деньги!

   — Ты же знаешь, Оскар, что службу не выбирают, как не выбирают себе отца, — сухо заметил Василевский.

   — Я не хочу, чтобы мой сын уехал к чёрту на кулички! — загорячился Оскар.

   — У Северного флота большое будущее, и служить там почётно! — возразил Александр Михайлович. — Первые корабли из Кронштадта вышли в Мурманск в начале лета тридцать третьего года, когда я служил в Управлении боевой подготовки штаба РККА. Лично товарищ Сталин занимался этим вопросом, и нам тогда пришлось немало поработать, чтобы вместе с военными моряками подготовить экспедицию к дальнему переходу. Все корабли добрались до места своей новой дислокации, хотя им пришлось преодолеть большие трудности. А в июле на пароходе «Анохин» в Беломорск прибыли Сталин, Ворошилов и Киров. И знаешь, что сказал Сталин, когда произносил речь перед моряками? «Судьба Севера, — сказал он, — отныне доверяется новому флоту!»

Помолчали.

   — Настя, жена Азара, родила? — неожиданно спросил Василевский.

   — Пока нет, но они ждут малыша, — ответил Оскар. — Ба, ты, вижу, стал комдивом?! — воскликнул он. — А я и не заметил...

   — На днях присвоили, — почему-то покраснел Александр Михайлович.

   — Растёшь ты, Саша, как на дрожжах, и мне тебя не догнать.

   — Знаешь, кто меня первым поздравил? — вскинул брови Александр Михайлович. — Маршал Будённый! Мы с ним даже опрокинули по чарке...

   — Да? — удивился Кальвин. — Тогда ты наверняка мне поможешь. Я пишу очерк о Климе Ворошилове, и мне надо кое-что выяснить у Семёна Михайловича. Попроси, чтобы он принял меня.

   — Запросто, Оскар...

В это время дверь распахнулась, и в кабинет вошёл... Будённый!

   — Семён Михайлович, а я только что хотел звонить тебе! — обрадовался Василевский, придвинув гостю мягкое кресло. Поздоровавшись, маршал сел.

   — А кто этот полковник? — спросил он, глядя на Кальвина. — Я где-то его видел... Да, вспомнил! В Подмосковье на танкодроме. В тот день там были Вознесенский, Жданов, Микоян, учёный металлург Емельянов, начальник Автобронетанкового управления Павлов и нарком Ворошилов. Мы испытывали танк Т-34... А вот фамилию твоего гостя, Саша, я запамятовал. Напомни мне, полковник. — И маршал крутнул пальцами свои пышные усы.

   — Оскар Кальвин, товарищ маршал!

   — Потом в «Красной Звезде» я читал твою статью, она мне понравилась. Ты правильно сделал, что не написал, как нарком Ворошилов ругнулся, когда танк стал подниматься на холм с очень крутым склоном. Нарком испугался, что танк перевернётся и могут погибнуть люди! Но Т-34 взял крутой склон, и все зарукоплескали.

   — У вас хорошая память, Семён Михайлович! — улыбнулся Кальвин.

   — Не жалуюсь, полковник. Как тебя по батюшке-то величать?

   — Оскар Петрович...

   — Теперь я всё о тебе знаю, Оскар Петрович. — Маршал взглянул на Василевского. — Так зачем я тебе нужен, Александр? Говори, а потом я скажу, зачем к тебе пришёл.

   — Вот он, — Василевский кивнул на Кальвина, — пишет в газету о вашем друге Климе Ворошилове. Вы с ним ещё с Гражданской войны вместе воевали, пестовали Первую Конную армию. Вот и хочет Оскар узнать от вас что-нибудь интересное из жизни Климента Ефремовича. Вы можете ему рассказать?

   — Чего ты вдруг стараешься для него? — спросил маршал.

   — Земляки мы с Оскаром, выросли в одной деревне, вместе в школе учились, а позже сражались с белополяками на Западном фронте...