Царь Дмитрий - самозванец

Еще царь Иоанн занимался обустройством своей столицы новой. Вот как описывает очевидец новый дворец царский. «Весь фасад — столбы да окна, ни одно на другое не похожее. У каждого свой изгиб, своя резьба, свой узор, своя краска. А если где и было ровное место, то там картина изразцовая выложена была, или щит висел изукрашенный, или оружие разное крест-накрест было прикреплено. А крыша! Будто взяли не-

сколько десятков венцов царских, да шеломов княжеских, да шапок татарских, каменьями драгоценными обсыпанных, и все это свалили в кучу, так теснились они, и громоздились, и налезали друг на друга, и маковки к солнцу стремили. Одни пестрили красками разноцветными, другие окладом золотым, третьи серебряной чешуей, и все это переливалось в лучах солнца и самое это солнце затмевало.

А слева от дворца, на месте бывшего монастыря стоял главный храм, весьма изрядный, так что старый притулился к нему часовенкой. Был он тоже свежей постройки и снаружи еще не отделанный, только что на каждом кирпиче был крест вырезан, да девять его куполов сверкали золотом. Все стены от самых куполов до пола были плотно увешаны иконами в окладах драгоценных, царские врата стояли одни за другими, образуя галерею, а помещение было заставлено ковчежцами с мощами и другими реликвиями святыми».

Слободу Александрову охватывала мощная стена, бревна дубовые в обхват, сажени в три-четыре, а где и в пять высотой, были врыты двумя рядами в землю вплотную друг к другу, а между ними почти доверху земля была насыпана, ворота же были только одни.

Посреди Слободы имелась площадь торговая, главным украшением которой было несколько виселиц в ряд, помосты срубовые с плахами, два колеса да столбы с кольцами. Вдоль же площади тянулось несколько линий домов, в которых жили новые приближенные царя Иоанна, его двор и опричники. Но и здесь подозрительный царь не чувствовал себя в безопасности. Не прошло полугода, как он приказал вокруг дворца своего ров выкопать, а из земли вынутой вал насыпать. А потом и вовсе вознамерился перенести столицу свою еще дальше на север, в Вологду. Приказал, чтобы там храм заложили, самый большой во всей Земле Русской, больше Софии Но-вагородской, и дворец просторный, в тысячу покоев, и Кремль больший, чем Московский. Не удовлетворившись этим, писал в Англию, новой королеве Елисавете, прося ее об убежище для него и семьи его в случае бунта боярского.

Но более всего царь Иоанн с войском своим опричным во-

зился, набирал его со всем тщанием, не считаясь со временем, и набрал не оговоренную тысячу, а все шесть. Для этого был создан совет особый, в который кроме царя входили Алексей Басманов, Афанасий Вяземский и Малюта Скуратов. На совете том каждого добровольца с пристрастием расспрашивали о его роде-племени, о друзьях и покровителях, выискивая связи с боярами знатными. Если же появлялось хоть какое-то подозрение, то могли и в пыточную отправить, а там и на плаху. С тех же, кто испытание прошел, брали присягу служить царю верой и правдою, доносить на изменников, не дружиться с земскими, не водить с ними хлеба-соли, не знать ни отца, ни матери, а единственно царя Иоанна. Зато после присяги такой опричник новый получал не только снаряжение богатое, но и землю, и дома, и имущество разное, у прежних владель-цев-бояр отобранное. Кроме людей худородных привечал царь Иоанн и немцев, приглашал их к себе целыми родами из покоренной Ливонии. Из них многие стали опричниками — Таубе, Краузе, Штаден, Эберфельд и другие.

Другой затеей царя Иоанна было братство по типу монастырского. В братство сие отобрал он из опричников триста человек, себя провозгласил игуменом, князя Афанасия Вяземского — келарем, а Малюту Скуратова — параксилиархом. Обрядил всех в парчовые, золотом шитые кафтаны с собольей опушкой, а поверх них — в черные рясы, на головы возложил тафьи, жемчугом изукрашенные, а поверх — скуфейки монашеские. Сам же составил и устав братства, за малейшие нарушения которого грозили отнюдь не шуточные наказания, по первому разу — заключение восьмидневное в темницу на хлеб и воду.

Каждое утро дворец царский в монастырь превращался. На рассвете царь Иоанн с царевичем Федором и Малютой Скуратовым взбирался на колокольню благовестить к заутрене, все как один спешили в храм. Служба была долгой, часов до двух или трех, царь Иоанн и пел, и молился очень усердно, так что иногда ударялся лбом о каменный пол. А после небольшого перерыва в пятом часе собирались вновь на обедню и опять молились ревностно. А уж в шестом садились за брат-

скую трапезу, во время которой царь Иоанн стоя читал вслух что-нибудь из Священного Писания.

Часто после этого царь с опричниками, скинув одежу монашескую, садились уже за другой пир, где вино лилось рекой, являлись девки непотребные и скоморохи со своими бубнами и дудками, начинались пляски да переодевания. Другим развлечением царя Иоанна было выпустить в день базарный медведей из клеток и направить их на толпу, что перед дворцом его клубилась. То-то смеху было! Но если медведь кого помнет или, не приведи Господь, насмерть задерет, то царь Иоанн щедро жаловал, гривну—помятому, рубль — вдове. Ночью же, перед отходом ко сну, царь Иоанн любил слушать сказки, что ему бродячие слепцы рассказывали.

А Ливонская война продолжалась с ожесточением прежним, прерываясь перемириями редкими.

[1566 г.]

Так, за отсутствием дел общих и больших потрясений внешних, и обустраивались опричнина и земщина, каждая сама по себе, на Земле Русской. Но тут вдруг митрополит Афанасий, сменивший почившего в Бозе Макария, ссылаясь на болезнь тяжкую, с престола митрополичьего сошел и в Чудов-ский монастырь удалился. Митрополит — человек на Руси первейший, к его слову все прислушиваются, от боярина прегордого до смерда последнего. Выборы митрополита — общерусское дело, выдвижение же митрополита — исконная великокняжеская привилегия. Опричники многие за окаянного архимандрита Левкия стояли, но царь Иоанн после раздумья долгого указал на казанского архиепископа Германа.

Герман прибыл в Москву на Собор Священный и расположился на митрополичьем дворе, ожидая посвящения, но оказалось, что у земщины свой кандидат имелся, игумен соловецкий Филипп, муж благочестивый, но неистовый и неукротимый, происходивший из знатного рода бояр Колычевых. И Филипп, едва в Москву прибыв, не замедлил свой нрав проявить, с амвона храма Успения потребовал для начала у царя войско опричное распустить. Тут даже бояре всполошились, на коле-

нях умоляли правдолюбца пыл свой умерить, хотя бы до утверждения. То же и святые отцы, убеждали они Филиппа принять сан митрополита без всяких условий, думать единственно о благе Церкви, не гневить царя понапрасну дерзостью. В итоге сошлись на том, что Филипп не будет вмешиваться в дела мирские на территории опричнины и не будет громогласно хулить царя Иоанна и двор его. И об этом была составлена особая грамота, подписанная Филиппом и всеми архиепископами и епископами и скрепленная печатью государевой.

А Ливонская война продолжалась с ожесточением прежним, прерываясь перемириями редкими.

[1567 г.]

Раздосадованный поражением на выборах митрополита и противодействием земских бояр, царь Иоанн искал только повода для расправы над ними. Повод вскоре представился. Царю стало известно, что глава земщины конюший Челяд-нин-Федоров, а также первейшие бояре князь Иван Бельский, князь Иван Мстиславский да князь Михайло Воротынский получили послания от короля польского и гетмана литовского, в которых им обещались милости великие, коли предадут они в руки полякам и литовцам Землю Русскую. Каждому из изменников были обещаны большие уделы, особенно же жаловали князя Михаилу Воротынского, напирая на то, что он от царя более других пострадал. Были перехвачены и ответы бояр королю и гетману, в которых бояре в выражениях, весьма грубых и насмешливых, соглашались принять литовское подданство, предлагали королю поделить между ними всю Литву, чтобы затем вместе с королем перейти под власть великого государя Московского. Говорили, что сами письма от короля польского и гетмана литовского были написаны по наущению царя Иоанна, но, невзирая на это и на ответ бояр, царь повелел Ма-люте Скуратову начать розыск об измене и заговоре. Доказательства заговора не замедлили явиться. Показания главные дал князь Владимир Андреевич Старицкий, который по слабости душевной рассказал, что земские бояре предлагали возвести его вместо Иоанна на трон Русский, чтобы был он бояр-