Царь Дмитрий - самозванец

лишь глава совета опекунского князь Иван Мстиславский да боярин Василий Михайлович Захарьин, заведовавший Разбойным приказом.

Едва справили девятины по Анастасии, как Иоанн объявил о своем намерении вступить во второй брак, с сестрой короля польского Екатериной. Послы русские отправились в Краков, царь же предался пирам, до которых ранее был не большой охотник. Ежедневно вымышлялись там новые потехи, игрища, пляски сатанинские, девки непотребные сами на колени мужчинам прыгали и в губы их целовали, трезвость же считалась главным пороком. Тогда же начали твориться дела кровавые. Как-то раз князь Дмитрий Оболенский, не выдержав вида длинноволосых и безбородых друзей царя, бросил им упрек в грехе содомском. Федор Басманов немедленно донес об этом Иоанну. Тем же вечером Оболенского в погреб заманили и за слова его дерзкие задушили. Или вот второй случай. На пирах тех устраивались игрища непристойные — пляски сатанинские. И ладно бы скоморохов приглашали, хотя и это было против установлений церковных, но ведь сыны боярские беспутные, Иоанна окружавшие, в круг вставали. Случалось, что и сам Иоанн, меду крепкого испив, нацеплял на себя машкару шутовскую и влетал в тот круг. И вот боярин Михаил Репнин, человек степенный и воевода храбрый, увидев такое непотребство в первый раз, аж заплакал от горести. Иоанн же, развеселившись, подскочил к нему, стал надевать на него маску и в круг его тянуть. Тут боярин Михаил в великий гнев впал, маску с головы своей сорвал и растоптал ее ногами, Иоанну же попенял: «Государю ли быть скоморохом? По крайней мере, я, боярин и советник Думы, не могу безумствовать». Через несколько дней какие-то разбойники зарезали боярина прямо на церковной паперти. С той поры стали бояре смотреть на Иоанна со страхом.

(1561г.]

Но царь Иоанн еще соблюдал видимость законности и для суда над бывшими своими ближайшими сподвижниками собрал митрополита, епископов, бояр и многих прочих духов-

ных и служивых. Сей синклит высокий постановил, чтобы суд был заочный, потому что Алексея Адашева никак нельзя в Москву пускать, ибо может он бунт учинить, а Сильвестр, известный лукавец, может одним словом суд высокий очаровать, а взором своим уста сомкнуть доносителям правдивым.

Дивился народ, слушая признания купцов разных и подьячих о том, как препятствовали Адашев с Сильвестром войне Ливонской и за то передавали им с германской стороны серебро и золото мешками. Потом выступили служители духовные и рассказали, как предавались Адашев с Сильвестром чародейству тайному и от того многие беды вышли Земле Русской и погибель людям православным. И многие прочие рассказали о том, что думали они единственно о мирской власти и управляли царством без царя, ими презираемого; что снова вселили дух своевольства в бояр; что раздали ласкателям своим города и волости; что сажали, кого хотели, в Думу, а верных слуг государевых из Москвы удаляли; что держали царя за мальчика, за куклу на троне. Бояре же верные напомнили о страшных днях болезни Иоанновой, убедительно представили, будто бы хотели злодеи законного наследника обойти и на трон князя Старицкого возвести. И в жестокости сердец своих оскорбляли и злословили голубицу на троне, царицу Анастасию. Суд под грузом обвинений многочисленных и доказательств бесспорных единодушно приговорил: виновны! И на том приговоре все присутствовавшие бояре и святые отцы подписи свои поставили. ,

Сильвестру приказали отправиться с Бел озера в Соловецкий монастырь. Адашева же заключили в темницу в Юрьеве, где он через несколько недель сам себя отравил ядом, который постоянно в перстне носил.

Вслед за тем пришла пора беззакония, сколько людей поплатилось за близость к Адашеву и Избранной Раде! Казнили прославленного ратными подвигами Данилу Адашева вместе с сыном двенадцатилетним. Отправили на плаху трех братьев Сатиных, коих единственная вина была в том, что их сестра покойная за Алексеем Адашевым замужем была. То же и с другим адашевским родственником сделали, с Иваном Шишки-

ным, не пощадив ни жену его, ни детей. Потом принялись за людей высокородных. Без суда, без объявления вины казнили князя Юрия Кашина, думского боярина, и брата его. Князя Дмитрия Курлятьева, одного из главных в Избранной Раде, неволею в монахи постригли вместе с женой и детьми, а потом всех по монастырям разным передушили. Князя Михаила Воротынского, воеводу знатного, вместе с семьей сослали на Бе-лозеро, а брата его меньшего Александра заточили в Галиче. Брат же их старший Владимир, так достойно себя проявивший во время болезни Иоанновой, был уже неподвластен суду земному, потому вотчины его у наследников в казну отобрали.

Сватовство Иоанна к принцессе польской, к немалой его досаде, сорвалось, потому взял он за себя Марию, княжну Черкасскую, дочь Темрюкову. С ней в Москву прибыл ее брат молодой князь Михаил Черкасский, сразу вставший у трона царского. Пировали на свадьбе три дня, но простому народу и гостям московским то было не в радость, ибо им было строго заказано на улицы выходить и к дворцу приближаться.

^; В скором времени приспел новый повод для торжеств великих — пришла из Царьграда грамота, где Собор Вселенский признавал право государей Московских на царский титул. Царь Всея Руси вставал теперь в один ряд с королями европейскими, уступая разве что императору германскому и султану турецкому. Царь Иоанн повелел в точности повторить обряд венчания на царства, что был совершен за пятнадцать лет до этого. А еще повелел он привести всех в присяге повторной, потому что после суда над Адашевым и Сильвестром начал всех подозревать в измене. И первыми присягнуть заставил родственников покойной царицы Анастасии, братьев ее Никиту Романовича и Даниила Романовича, Василия Михайловича Захарьева, Василия да Ивана Яковлевых-Захарьиных, Григория Юрьевича Захарьина, которых он с* каждым днем все дальше отдалял от себя. Потом только к кресту подошли князь Иван Мстиславский, боярин Федор Умной-Колычев, князья Андрей Телятевский да Петр Горенский, воевода Алексей Басманов и другие. Но бояре первейшие, Бельские, Шуйские, Горбатые, Оболенские, Репнины, Морозовы вдруг

взбунтовались и отказались от присяги повторной, через десять лет жизни тихой и мирной, минувших с болезни Иоанновой, проснулось своеволие боярское! Царь Иоанн, подозревая, что за заговором боярским стоит князь Владимир Андреевич Старицкий, приказал провести розыск. Тут же объявился и свидетель важный, некий Савлук Иванов, который служил дьяком у Старицких, но был обвинен ими в хищении денег и заточен в темницу. Извлеченный оттуда по приказу царя Иоанна, он показал, что князь Старицкий, презрев Бога и честь, ссылался изменнически с королем польским и ханом крымским, раскрывал им секреты наши военные, призывал их на Русь идти, обещал провожатых дать и дороги безопасные указать, а как свергнут они царя законного и на престол его, Владимира, возведут, тут он их пожалует, крымчакам Казань и Астрахань отдаст, а королю польскому — Ливонию, Полоцк, Смоленск и Псков. Дума боярская встала на защиту князя Ста-рицкого, так утвердив подозрения царя в существовании заговора боярского. Не мог тогда Иоанн перебороть эту силу, поэтому ограничился наказанием мягким: конфисковал княжество Старицкое в казну государеву, но тут же и вернул его обратно, наполненное другими людьми — боярами, стольниками и дьяками, князю Владимиру после новой клятвы крестоцеловальной указал жить в Старице безвылазно, а матери его Евфро-синье настоятельно посоветовал постричься в монахини. Даже лишившись главы своей, боярство мятежное не смирилось. Устроили бояре торжественные проводы Евфросиньи Ста-рицкой в монастырь, поезд, что за ней до самого Белозера тянулся, превосходил даже царский во время паломничеств ежегодных. И в той поездке, как доносили царю, продолжали они умышлять против государя и всей Земли Русской.