Семья Берг

— Ну, это старо как мир. Позвольте мне процитировать не кого-нибудь, а Аристотеля: «Большая часть тиранов вышла из демагогов, которые приобрели доверие народа тем, что клеветали на знатных». Две с половиной тысячи лет минуло, а это остается истиной. Аристотель по своим воззрениям был идеалистом и знал людские души. Когда люди добираются до власти, тогда они показывают свое настоящее лицо. Все диктаторы — это люди низкой морали, хотя некоторые из них обладали умом, как тог же Наполеон, например. Это ему принадлежат слова: «От великого до смешного один шаг». А я бы добавил: от великого до трагического всего полшага. Власть, полная, ничем не контролируемая власть обнажает моральное ничтожество их личностей. В наше время и для нашей страны это точно сформулировал московский журналист Владимир Гиляровский, «дядя Гиляй». Он написал эпиграмму:

Павел усмехнулся и постарался запомнить эти строчки. Тарле продолжал:

— При полнейшем беззаконии эта «тьма власти» помогает морально ничтожным личностям сохранять вид законности — и выборов, и судов, и арестов. С формальной точки зрений — все обычно, как при демократии, а на самом деле — террор.

Павел поражался глубине и яркости анализа событий сегодняшней жизни, который провел Тарле.

— Ну а что нового произошло в Институте красной профессуры, пока меня не было?

— Произошло, Евгений Викторович. Помните того слушателя Юдина, который грубо перебивал вас на лекциях?

— Юдина? Да, припоминаю — примитивная такая личность.

— Так вот, эта примитивная личность стала теперь ректором этого института.

— Неужели? Впрочем, это было ясно — как сказано Грибоедовым в «Горе от ума», он «дойдет до степеней известных, ведь нынче любят бессловесных», то есть возражать партии не посмеет.

— А какие у вас творческие планы теперь, Евгений Викторович?

— Творческие планы? Пока мне не вернут мое звание, я ничего не стану писать для этой власти. Хочу, чтобы меня восстановили в Академии наук. Они не имели никакого права распоряжаться в Академии и отбирать у меня заслуженное звание академика.

Павел удивленно поднял брови, Тарле заметил:

— Впрочем, что я говорю… Конечно, у них есть право на все — право арестовывать, право ссылать, право расстреливать. Знаете, когда Гитлер пришел к власти и стал преследовать евреев, он приказал исключить Альберта Эйнштейна из немецкой академии наук. На это с возмущением реагировал весь интеллектуальный мир. А у нас уже многих исключили из Академии, но миру это неизвестно. Все же я написал письмо Сталину. Хотите посмотреть черновик?

Павел прочитал:

«Президиум Академии наук СССР желает предложить общему собранию Академии восстановить меня в качестве члена Академии и испрашивает у Совнаркома разрешение поставить этот вопрос… Я до сих пор чувствую себя каким-то ошельмованным и нереабилитированным. Но, конечно, Академия не может в данном случае сделать то, что хочет, пока она не осведомлена о неимении возражений с вашей стороны…» [38]

Павел читал, и ему становилось горько, что ученый вынужден почти униженно просить у власть имущих вернуть то, что было отобрано у него без всякого закона и основания.

33. Террор советского социализма и немецкого фашизма

Павел продолжал навещать ослабевшего после ссылки Тарле, они беседовали о старой истории и обсуждали то, что происходило на их глазах. Павел не переставал поражаться глубине интеллекта учителя.

— При изучении истории легко впасть в субъективность оценки, — говорил Тарле, — Историки не врут, по крайней мере, большинство не врет, но они часто ошибаются сообразно субъективным, ошибочным оценкам своего времени. Влиянию своего времени подвержены все, и хотя историки сидят, уткнувши носы в документы прошлого, они тоже не представляют исключения. Недосягаемая объективность в оценке исторических событий лежит в глубине тонкого искусства сопоставления фактов. Чтобы приблизиться к объективности, надо уметь сопоставлять.

Под влиянием Тарле Павел анализировал происходящее, сопоставляя его с событиями истории. С середины 1920-х годов, по мере того как Сталин захватывал все больше власти, жизнь людей стремительно ухудшалась из-за развала экономики и становилась все более непредсказуемой и опасной из-за арестов.

Вину за ухудшение жизни в стране Сталин взваливал на бесчисленных «вредителей», «саботажников», «врагов народа» и «изменников Родины». Непрерывно шли политические судебные процессы, на них «разоблачали» массу людей различных социальных и профессиональных групп, от крестьян до ученых. Откуда могло возникнуть такое массовое «вредительство»? И совершенно необъяснимым казалось то, что большинство этих «врагов» и «изменников» выявлялось среди активных революционеров. Видных революционеров, коммунистов арестовывали и расстреливали тысячами. Даже из 138 членов Центрального комитета партии были арестованы, расстреляны или сосланы 98 человек.

Тарле говорил Павлу:

— У Шиллера есть пьеса «Коварство и любовь», но теперешнему драматургу предстоит сочинить пьесу «Любовь к коварству». Вдумайтесь, Павел Борисович, в сам факт многочисленных возвышений, которыми Сталин дает насладиться своим фаворитам, перед тем как уничтожить их. Никакой диктатор не смог бы проводить в жизнь свои идеи, если бы у него не было армии фанатически убежденных последователей: это они своими руками делают то, что он им указывает. У Сталина их миллионы, они летят к нему, как мотыльки на огонь, который их сжигает. В первую очередь это агенты слежки и «стражи закона». Они арестовывают, судят и приговаривают к смерти и ссылкам миллионы невинных людей. А он с коварной усмешкой дает им время насладиться этим всевластием, а потом одним движением давит их, как клопов на стенке.

Павел в 1928 и 1930 годах сам оказался косвенным свидетелем опытов «выбивания» признаний на «Шахтинском процессе» и суде по делу «Промпартии». На них лучшие кадры были обвинены во вредительской деятельности как «буржуазные специалисты». Таким образом были обезглавлены многие важные промышленные учреждения. На этих процессах генеральный прокурор Вышинский требовал для обвиняемых расстрела:

— Наш народ требует одного — раздавить проклятую гадину! Пройдет время, могилы ненавистных изменников зарастут бурьяном и чертополохом, покрытые вечным презрением честных советских людей. Мы будем по-прежнему шагать во главе с нашим любимым вождем и учителем — великим Сталиным.

С 1933 года Вышинский был обвинителем на всех важнейших процессах по изобличению и уничтожению так называемых «уклонистов», «оппозиционеров», «предателей» и «врагов народа». Вскоре был организован судебный процесс над специалистами сельского хозяйства из «Трудовой крестьянской партии» — арестовано было двести тысяч человек. При том что такой партии вообще не существовало, в «Правде» написали, что все арестованные признали себя виновными и раскаивались в своих преступлениях. Было ясно, какими методами добивались от них «признаний вины».

Атмосфера в Москве была удушающей, страх довлел над всеми, люди переставали доверять друг другу настолько, что боялись своих близких, шепотом передавали горький анекдот: «Как идет жизнь?» — «Как в трамвае». — «Почему как в трамвае?» — «Потому что одни сидят, а другие трясутся».

И тут произошло другое важное событие: в Германии 30 января 1933 года на выборах победил основатель фашистской партии национал-социалистов Адольф Гитлер, пока еще мало известный за пределами своей страны. Немцы избрали его главой правительства, отдав ему 92 процента голосов. Что могло привести к этой роковой ошибке древнюю немецкую нацию с ее культурой? Германия того периода страдала от разрухи после поражения в Первой мировой войне 1914–1918 годов, которую сама развязала, население было морально подавлено.