Королева Жанна. Книги 4-5

Хиглом и де Базош оба были ранены, у них осталось не более десятка солдат. Лигеры лезли, как саранча, но они все-таки удерживали северную калитку до девяти часов, когда противник появился с тыла, из здания.

— Сдавайтесь, слуги мрака! — крикнул им предводитель отряда черных. — Ваш капитан убит! Иезавель арестована нами!

Де Базош переглянулся с Хигломом.

— Неужели сдаваться?.. Да еще на голодный желудок? — неожиданно сострил он.

Хиглом медленно, устало покачал головой. Черный капитан крикнул им:

— Господа, я сам дворянин! Сдавайтесь, у вас нет иного выхода, уверяю вас!

— Дерьмо! — ответил де Базош. — Есть еще выход! Умереть! Исполнить наш долг до конца!

— Солдаты капитана Бразе, — негромко сказал Хиглом, — будем достойны своего командира.

Они стояли последней шеренгой, прижатые к стене — Хиглом, де Базош, Лиферг и еще несколько человек, — растерзанные, окровавленные, но несломленные, с оружием в руках.

Из толпы черных кто-то крикнул:

— Да это же Хиглом!

— Да, это я, — сказал Хиглом. — Откуда вы знаете мое имя?

— Его надо взять живым, христиане! Он нужен отцу нашему…

— Сначала возьмите! — завопил де Базош, делая яростный выпад. Черный капитан издал хриплый рев, почуяв железо в своей груди.

В следующую минуту де Базош сам был пригвожден к стене тремя мечами. Он уже не видел, как схватили Хиглома; последним ощущением этого мира был звук фригийской речи, и последней мыслью было: «Бред…»

Но это был не бред. Жестокий залп мушкетов положил на месте несколько черных ряс. Доктринеры заметались перед стеной. Из сада на них наступали фригийские солдаты, и чей-то сильный голос кричал по-виргински без всякого акцента:

— Всем лишним — покинуть пределы дворца! Приказ Принцепса!

— Нет, — сказала Жанна, — я не буду пить.

Эльвира цеплялась за королевский стол, стягивая скатерть: ноги не держали ее. В руке она сжимала флакончик.

— Я же не могу… одна… А как же ты…

Жанна посмотрела на нее искоса. Резкие слова уже готовы были сорваться с ее губ, но она сдержала их.

— Потерпи немного, душенька… — Она подошла, погладила Эльвиру по лицу. — Не бойся так…

— Жанна, все кончено, я знаю… сейчас они придут…

Жанна опустила руки.

— Может быть, ты и права, — сказала она неожиданно спокойно. — Но даже и в этом случае я не могу травиться, как мещанка. Пусть приходят.

— Я одна не сделаю этого, — прошелестела бледными губами Эльвира.

Жанна долго молчала, но так и не сказала ничего. И тут раздался топот за дверями.

— Идут… — всхлипнула Эльвира. — Ты слышишь, идут…

Кто-то бежал, громыхая оружием, оскальзываясь на зеркальных плитках аудиенц-зала. Жанна и Эльвира невольно прижались друг к другу, не сводя глаз с инкрустированной двери.

Задергалась бронзовая ручка, дверь распахнулась.

— Давид! — закричала Жанна.

— Капитан! — закричала Эльвира, в то время как Жанна кинулась на шею Алеандро, вся припала к его грязной, окровавленной военной одежде. Он бросил меч и подхватил ее. Они жадно целовали друг друга, не обращая внимания на Эльвиру.

Он опомнился первым.

— Надо бежать, скорее… Боже, сеньора де Коссе… Простите, не видел вас… Бежим…

— Что происходит все-таки? — спросила Эльвира.

— Лигеры во дворце, — ответил Алеандро. — Я пришел за вами. Попытаемся уйти через коридор возле диванной, там есть потайная дверь…

— Постой, — сказала Жанна, — куда бежим?

— Потом, потом! — отчаянно закричал Алеандро, таща Жанну за руку. — Сейчас надо уйти отсюда, пошли! Эльвира, помоги же, черт!

— Жанна, скорее… — Эльвира схватила ее за другую руку.

— Да, да… Я иду… а Лианкара ты не видел?..

— А! — раздался крик у распахнутой двери. Алеандро обернулся и ответил таким же рычанием:

— А-а! Азнак?!

Он, вероятно, узнал его чутьем: теперешний Азнак совсем не был похож на тогдашнего, марвского поручика. Оба одинаково присели, оскалившись, точно звери перед прыжком. У Азнака меч был в руке, Алеандро бросил свой на другом конце комнаты. Но он кубарем кинулся в ноги своему врагу, и через секунду его рука с кинжалом дважды опустилась над телом Азнака. Жанна и Эльвира увидели уже конец: маленький человек дергался на полу, хрипя и заливая его кровью, а Алеандро вставал на ноги с мечом в руке.

Но сказать никто ничего не успел: в дверь кабинета лезли убийцы, мешая друг другу, наступая на труп своего начальника. Капитан Плеазант сражался, как дьявол. Сбиры попятились, но в этот миг загремели необычайно громкие выстрелы, зазвенели стекла, медным голосом застонал глобус от ударов пуль, во все три двери кабинета хлынули каски, черные рясы, страшные морды. Жанна увидела сквозь дым, как Алеандро пошатнулся и рухнул на пол.

— Давид!! — закричала она, кидаясь к упавшему. Она лихорадочно хватала его за лицо, за колет, намокающий его кровью, она перекатывала с боку на бок его голову, она безумными глазами смотрела в его искаженное, остановившееся лицо. Он был мертв, но она не желала этого понимать, не желала верить, она все шарила по нему руками, пытаясь ухватить, оттащить его от смерти.

Все остальное для нее исчезло. До нее донесся душераздирающий крик Эльвиры: «Жанна-а! Ааааа!!» — И она еще повернула голову, она еще увидела Эльвиру, которая билась, схваченная черными; но у нее уже не было сил встать. Мир уходил от нее. Она еще услышала чей-то голос над собой:

— Что вы сделали, негодяи? Вы убили ее?

Но она не подняла головы, лежа лицом на его мертвом лице.

И все оборвалось.

Глава LXI

ГОРЕ ПОБЕДИТЕЛЯМ

— Ну вот и все, — сказал сам себе герцог Фрам, входя в пустой Рыцарский зал Мириона. — Вот и все.

Вечереющее солнце светило в длинные окна и наискось рисовало на каменном полу чудные картины, искусно собранные из цветных стекол. На этих витражах была запечатлена история узурпации, та история, которая получила свое завершение сегодня. История Вивиля Маренского: провозглашение Толетской Лиги, закладка замка Мирион, битва при озере Эрис, вступление Вивиля в Дилион, пленение Браннонидов, перенесение трона виргинских королей в Толет, коронация Вивиля. Сто пятьдесят лет царили Марена, и вот последний из дома Браннонидов пришел в это гнездо узурпаторов победителем, сбросив с престола последнюю из дома Марена.

Теперь эти наглые картины из дорогого стекла можно было бы и разбить, стереть воспоминание о них. Но последний из Браннонидов не думал об этом. Возможен был, впрочем, и другой, чисто символический жест, не связанный с такими расходами: стекол не выбивать, но наступить ногой на изображение родоначальника династии узурпаторов, четко отраженное на полу. Попираем побежденных.

Но победитель и об этом не подумал, хотя и стоял как раз на отражении короля Вивиля, правой своей ногой прямо на его лице.

Даже если бы и подумал, то, вероятно, сказал бы: «Нет. Бесполезно топтать. Я топчу его на полу, а отражение, видите, перешло мне на сапог, теперь не я на нем, а все-таки оно на мне».

Но думал он совсем не об этом. Он не думал даже о своем любимце Баркелоне, баловне Фортуны, который выходил живым из самых опасных переделок, а сегодня погиб у него на глазах, в двух шагах от победы.

Нет, он не думал о Баркелоне, стоя посреди пустого и мертвого Рыцарского зала.

Ему было пусто, очень пусто, до боли пусто. А он был человек образованный, книжный, он знал, что природа не терпит пустоты.

— Как бы мне не взорваться, — пробормотал он.