Unknown

Вот уже и слышен голос Жанны, призывающей не отступать. Они взяли «бульвар» перед воротами, точно так же, как когда-то под Турелью, так что Клод оказалась среди идущих на штурм в момент наибольшего воодушевления. На один миг даже мелькнула надежда, что может быть… может быть…

Но тут, прямо перед Клод просвистела стрела, и следом за этим, совсем рядом, раздался сдавленный вскрик. Девушка обернулась. Знаменосец Жанны медленно оседал на землю, с покорным изумлением глядя на стрелу, торчащую из груди. Белое полотнище опадало следом за ним. Клод кинулась к раненному, подхватила под спину…

– Возьми… – прошептал знаменосец, заваливаясь навзничь.

Пальцы, стискивающие древко, разжались, и Клод ничего другого не оставалось, кроме как отбросить щит и подхватить знамя Девы.

Она бережно опустила на землю тело знаменосца, закрыла ему глаза и встала, опираясь на стяг. Жанна была совсем близко. Она что-то гневно отвечала человеку рядом с собой, а потом закричала, не оглядываясь:

– Знамя сюда! Где моё знамя?!

Клод бросилась вперёд. Вот сейчас, ещё пара шагов, и они встанут рядом, как и должны! Вместе, до самого конца!.. И то, что произошло потом, девушка даже не сразу поняла… То есть, совсем не поняла, почему вдруг перед глазами появилось небо – далёкое и бездонное… Потом ей показалось, что только что её чем-то ударили в бок…

А потом всё померкло.

* * *

Штурм Парижских ворот Сен-Оноре продолжался пять часов и закончился полным провалом. В помощь осаждающим, вместе с разрешением начать атаку, король прислал лишь отряд из того войска, которое привёл. Под холодным осенним дождиком кое-как удалось захватить укрепления, преграждавшие доступ к воротам, и этот успех ненадолго воодушевил нападающих. Но все попытки продвинуться дальше встречали жесточайший отпор.

Пыл нападающих слабел, и очень скоро, сквозь гущу сражения за подступы ко рву, к Жанне пробился капитан Суассона Гишар Бурнель именем короля заклиная её прекратить атаки. Следом за ним подбежал де Гокур с тем же самым. Но девушка ничего не желала слушать. Голой рукой она обтёрла грязь и кровь с доспехов, выхватила меч и крикнула, чтобы знаменосец встал рядом. Боковым зрением увидела развевающееся белое полотнище чуть позади себя и вскинула руку… Боевой клич уже готов был сорваться с её губ, когда пущенная со стены стрела поразила знаменосца. Жанна обернулась. Бросилась к нему, наклонилась… И через мгновение закричала дико и страшно.

– Что? Что? – задыхаясь подбежал к ней Алансон.

Но Жанна не могла вымолвить ни слова, только трясла безжизненное тело, и с губ её слетали бессвязные звуки, в которых герцог еле-еле смог разобрать: «Клод, Клод…»

– Эта та самая?! – крикнул он. – Проклятье! Лучше бы нам было потерять сотню солдат!

Закрыв собой Жанну, герцог одним рывком поднял её, приказал вынести знаменосца в тыл, как если бы выносили его самого, и встряхнул девушку, приводя её в чувство.

– Не время, Жанна! Может, она ещё жива! Соберись, сражение не кончено!

Невидящими глазами Жанна осмотрелась. Перекошенные лица вокруг показались ей страшным, дьявольским наваждением. Кто-то кричал, чтобы заряжали бомбарды, кто-то тащил лестницы, кто-то падал, как только что упала Клод…

– Не-е-е-т!!!

Меч, зажатый в руке, рассёк воздух.

– Вперёд! Вперёд!

Теперь только вперёд, иначе, всё было зря! Иначе, веры в ней не останется, потому что не во что верить, если Клод больше не будет! И любви не будет, потому что невозможно станет любить!..

– Я не отступлю! Лучше погибну! Кто любит… за мной!

Она нагнулась, подхватила упавшее знамя и выпрямилась в полный рост

– Пригнись! – крикнул было Алансон.

Но опоздал. Новая стрела, прилетевшая со стены, вонзилась Жанне в бедро.

Девушка покачнулась, сделала несколько шагов с искаженным от боли лицом и вдруг упала, словно ноги ей подрубили.

– Дева ранена!!! – истошно завопил кто-то рядом.

В ответ, со стены над воротами понеслись радостно-злобные выкрики.

– Молчать! Я сейчас встану!

– Ранена! Ранена! Сюда, скорее! Со щитами! Закройте её!

К Жанне подбежало сразу несколько человек, оттеснив Алансона, который, зарычав, словно сам был ранен, бросился вперед, командовать ослабевающим штурмом.

Превозмогая боль Жанна открыла глаза. Среди подбежавших совершенно белым пятном выделялось лицо Жана Маленького – Жана Арка…

Это же брат Клод… Или теперь он её брат?.. Кло-о-од… О, Господи, за что?! Неземная, самая честная, её Клод… Что же теперь говорить Жану?.. Её брату… товарищу по детским играм в Шато д’Иль… где светило солнце, и всё было понятно… И не было такой боли…

– Очнись, очнись! – услышала Жанна сквозь туман короткого обморока. – Как ты? Только не дёргайся, чтобы не зацепить стрелу! Сейчас мы тебя перенесем отсюда…

Жанна схватилась рукой за древко, торчащее из ноги. Она уже делала это… Перетерпеть можно, не так уж и страшно…

Но острая боль гигантской иглой пронзила всё её тело, снова заставив закричать.

– Уносите скорее! – суетились вокруг. – Да щиты… щиты держите плотнее!

– Нет! Нет!

Чувствуя, что её вот-вот поднимут, Жанна из последних сил замолотила руками по чьим-то плечам и головам.

– Оставьте меня! Я встану! Я должна встать за неё и за себя!.. Пустите! Штурм ещё не закончен!

Но удары её делались всё слабее, и никто не обращал на них внимания. В последней отчаянной попытке Жанна дёрнула здоровой ногой, из-за чего тело её сотряслось, перевернулось, и торчащая стрела, зацепившись за что-то, ещё сильнее разорвала её тело.

– Уносите же, дьявол вас всех раздери! – заорал Гишар Бурнель, как только новый крик Жанны оборвался беспамятством. – Смотрите, с ногой осторожнее, а я за плечи подниму…

И вдруг, почти всхлипнул с отчаянием:

Здесь всё кончено…

Деревня Ле-Шапель под Парижем

(8 сентября 1429 года)

Вечером, когда стало ясно, что придётся отступить, на французских позициях заметили отряд, движущийся от Монмартских ворот. Капитан лучников, который первым его заметил, решил было, что это очередная вылазка парижан и отдал приказ своим людям готовиться к бою. Но рыцарь, скакавший впереди, ещё издали поднял руку и крикнул, что они с миром. Рыцарем оказался сеньор де Монморанси, который вывел около шестидесяти дворян из осажденного города, чтобы примкнуть к королевскому войску. Первым делом, он спросил, жива ли Дева и выразил искреннюю радость, когда узнал, что жива. Однако радость быстро сменилась хмурой озабоченностью, едва Монморанси услышал о ранении, которое не позволит Деве ещё несколько дней появляться перед войском.

– Как так? Ведь под Орлеаном она встала…

– Не могу знать, я там не был, – ответил капитан. – Но поговаривают, что голоса свои она больше не слышит. Вроде как, отвернулся Господь… Ведь, что велено было, Жанна уже сделала…

Монморанси совсем помрачнел.

– Если бы она появилась завтра перед войском, Париж был бы ваш.

Он спросил, как найти герцога Алансонского и, пока ехал в указанном направлении, встретил небольшую процессию, с великой осторожностью тащившую носилки, на которых лежал короб шести футов длиной. Впереди шёл священник с печальным лицом, который на вопрос, что они несут, ответил: «рог единорога, коим надеемся исцелить нашу Деву»³³. В руках священник держал множество амулетов.

– Видимо, дело совсем плохо, – пробормотал Монморанси, отъезжая.

Алансона он нашёл в его шатре вместе с остальными военачальниками. Хмурясь и потирая лбы, они стояли вокруг карты Парижа и слушали Ла Ира, который тыкал пальцем в укрепления вокруг Сент-Оноре и объяснял, как эффективнее распределить удары завтрашней атаки.

Монморанси приветствовали со сдержанной радостью и почти воспряли духом, когда он сообщил, что в Париже не так уж и мало людей, готовых признать законным короля Шарля.