Долгие ночи

Какой ум, такой талант! О, как непохожи эти байты [63] на печальные чеченские назмы [64].

— Кто написал эти прекрасные байты? — не вытерпел Алибек.

— Их написал один молодой русский офицер. Он глубоко сочувствовал горцам, осуждал царя за войну против них.

В смелых глазах Алибека заблестели совсем детские слезы. Он бы ни за что не показал их людям, но сейчас забыл о присутствующих. Перед глазами мелькали битвы, сожженные аулы, мертвые женщины, старики.

Опять Алибеку слышались грохот пушек, треск ружей, звон булата… А среди них тот же голос:

Берс умолк. И все молчали. Затем Алибек внезапно нарушил суровую тишину, вслух повторил последний бейт и спросил:

— Действительно, почему люди враждуют между собой? Почему не все думают так, как этот славный русский офицер? Где он, этот герой?

Берс печально улыбнулся.

— Нет его, Алибек. Такие люди недолго живут.

— Умер?

— Нет. Его убили.

— Кто? За что?

— Он пал на земле Кавказа, которую любил как сын и как сын воспевал. Убили же его за то, что он любил свободу, любил людей, клеймил царя и его палачей. Да не только он один пал жертвой царя…

* * *

— Я вам, ребята, рассказывал, как мужики восставали против царя. Это понятно, мужики бедны и бесправны. Но против гнета и произвола богатых восстают и сами богатые. Таких мало, но они всегда были и есть. Да, они богатые, да, для них открыты двери к счастью, но они видят и несчастья своего народа. Они переходят на его сторону. Это настоящие сыны страны.

— Берс рассказал о таких. Начал с какого-то Радищева, который был приближенным царя, но тоже писал жайны. И в своих жайнах не восхвалял царя и его власть, наоборот, писал о бедствиях народа, о его тяжелой жизни, о бесправии и клеймил царя и помещиков. Царь его сослал в далекую холодную Сибирь. Выдержал Радищев, отбыл срок и вернулся. Тогда царь устроил на него гонения. И Радищев покончил свою жизнь самоубийством…

Лет сорок назад даже богатые русские офицеры сговорились свергнуть царя и его сторонников, чтобы освободить народ. Они подняли войска в Петербурге и других городах. Но их было мало, и с ними жестоко расправились. Пятерых главных повесили, сотни сторонников сослали в Сибирь и на Кавказ. Умышленно погнали на войну с горцами. Ведь царь знал, что они с горцами воевать не хотят, но надеялся, что их здесь могут убить…

— И они сражались против нас? — спросил Кюри.

— Конечно, — ответил Берс — Им некуда было деться, ведь их разжаловали в солдаты. Были они полковниками, стали рядовыми.

Дали ружья и приказ: идите и стреляйте в горцев! Не будете стрелять — расстреляем.

— Почему они не перешли к нам? Как Васал, Жабраил и многие другие?

— От того не стало бы легче ни им, ни горцам.

— Почему?

— Потому что они были умными людьми и видели всю безнадежность борьбы горцев против могущественного государства. Знали, что рано или поздно нам придется покориться царю. Они призывали царя и генералов не проливать кровь горцев. Убеждали, что нас можно покорить не оружием, а добрыми, человеческими отношениями, создавая у нас школы и больницы, приучая торговать и использовать богатства края для расцвета здешних народов. Конечно, царь и генералы не послушались их. Если уж они не думают о счастье своего народа, то о других — тем более.

— А сейчас в России больше нет таких людей?

— Есть, конечно. И с каждым годом их становится все больше и больше. И они становятся умнее. Ведь ошибки предшественников показали им более правильные пути. Вот сейчас они призывают царя быть человечнее по отношению к горцам. Дать им такие законы, которые были бы совместимы с духом и характером нашего народа. Они призывают не сеять вражду между горцами и русскими, наоборот, приложить все усилия, чтобы и те и другие забыли обиды и нанесенные войной раны.

Все задумались. Вой ветра доносился через широкую трубу очага.

Мороз проникал сквозь прорехи окон, затянутых бычьим пузырем.

Нещадно чадила коптилка, горящая на говяжьем жире. Все думали о героях, о которых рассказывал Берс, и о своем бедственном и безрадостном положении.

— Если бы все русские поступали и думали, как эти люди, — протянул Али. — Хотя, может, многие русские на самом деле так думают. Но какой толк от этого, если большинство народа молчит и не только молчит, но и позволяет, чтобы царь гнал его на войну против нас? Ладно, сейчас война кончилась и мы перестали убивать друг друга. Раз мы покорились, не сжигают наши бедные аулы. Но землю у нас отобрали? И на ней поселились не турки, а русские. Понастроили крепостей, а нас загнали в леса и ущелья. Мы обложены непосильными налогами. Больше того — на каждом шагу над нами издеваются, не считая за людей. Какому быть миру после всего этого?

Маккал вытащил четки, готовясь отчитать положенные молитвы.

Ребята смотрели то на него, то на Берса и Арзу. Что-то они скажут? Чем ответят?

— Не народ виноват в нашей беде, — сказал Маккал. — Народ есть народ. Его нельзя осуждать. Все зло исходит от царя и богатых.

Если завтра, Али, к тебе придет пристав с солдатами, заберет тебя, даст в руки ружье и погонит куда-нибудь за тридевять земель, чтобы ты там стрелял в мужиков? Что ты сделаешь, Али?

— Не пошел бы.

— Как так?

— Не пошел бы, и все!