Волхв (СИ)

Князь выкинул руку вперед. Гор не понял, что произошло. Ведун вдруг взмахнул посохом почти одновременно с Владиславом. Что-то блеснуло в воздухе, и князь почему-то начал заваливаться с седла. Воевода взмахнул топором и бросился на волхва. Одновременно с ним Бойка подпрыгнул и вцепился ему в ногу. Бронислав взвыл, и топор просвистел мимо намеченной цели. На второй у Броника не хватило времени — оперенный наконечник стрелы закачался в его туго согнутой спине. Гор понял — пора, и резко выскочил из-за елки.

Дружинники, споро вытягивали мечи из ножен и расчехляли топоры, родноверы, выстроившись по склонам ущелья, молча натягивали луки. Но пока не стреляли: атаман не свистел. Белогост рывком шагнул вперед и поднял перед собой посох:

— Остановитесь! — его громовой голос быстрокрылой стаей горлиц разлетелся по всему пространству.

Все головы, и дружинников, и родноверов одновременно обернулись к нему. Волхв широкими шагами сокращал расстояние между ним и дружинниками, подняв, как стяг, посох с ликом сокола-Белбога на нем, а впереди него оглядываясь, вышагивал Бойка.

— Не стреляйте, русичи! Не надо крови. Ее и так пролито слишком много, — он вплотную приблизился к княжескому отряду и остановился напротив закусившего губу бледного Алексея, который держал руку на половину выдернутом мече. — Любояр, я к тебе обращаюсь, не дай свершиться смертоубийству. Пусть твои люди сложат оружие, и никто больше не погибнет сегодня.

Княжич обернулся к дружинникам. Они молча придерживали лошадей, сжимая в руках оружие. Никто не стремился первым броситься на врага. Алексей верно почувствовал настроение. Если он сейчас прикажет им изрубить ведуна на кусочки, его могут и не послушать — стрелы разбойников-староверов лучше его слов диктовали им как поступать. Погибать за мертвого князя, который не был по их разумению чист совестью, дружинники явно не желали.

— Чего ты его слушаешь? — сиплый голос из-за спин воинов напомнил ему о существовании священника. — Убейте их всех!

Смешавшийся строй вздрогнул и качнулся. Кони стали медленно расступаться. На освободившееся пространство, прижимая окровавленную руку к животу, валился Никифор. Волхв шагнул к упавшему на живот телу и перевернул его ногой. Священник не дышал:

— Как жил, так и умер. Как собака, — он поднял голову. — Кидайте клинки, русичи, довольно крови.

Княжич первым вытянул меч и бросил его на земь. Мечи зазвенели, словно кузнецы в кузне застучали многими молотками. Дружинники подъезжали к куче оружия по двое-трое и, не торопясь, освобождались от оружия. Пес сидел перед растущей кучей мечей и топоров и, принюхивался, словно принимал дань у поверженного врага.

Гор облегченно выдохнул и отпустил тетиву. Кинув не потребовавшуюся стрелу в колчан, он быстро собрал остальные стрелы, подхватил уже привыкшего к такому обращению рысенка и вприпрыжку побежал вниз. По склонам ущелья со всех сторон спускались остальные родноверы. Ведун отвел в сторону спешившегося княжича и что-то ему говорил. Конь смирно стоял у него за спиной и лишь подрагивал кожей, отгоняя насекомых. Любояр слушал внимательно, опустив голову. Но вот что-то в словах Белогоста показалось ему интересным, и княжич вскинул глаза, тряхнув густым чубом. В его глазах плескалось недоверие, смешанное с желанием верить. Атаман подскочил к Белогосту и крепко хлопнул по плечу:

— Ну, ты даешь, Светлый. Дружинников словом обезоружил.

— Слово без кулака — пустой звук, — он кивнул на нарышкин меч, висевший на перевязи за спиной. — Вот что помогло слову.

К ним подбежал чуть запыхавшийся Гор и встал рядом, ожидая, когда на него обратят внимание. Белогост попросил его жестом подождать. Парень с готовностью замер рядом.

Из рядов дружинников выехал на коне Никита:

— Смагин! И ты здесь?!

Гор с удивлением оглянулся: Клёнка Смагин, закидывая лук на спину, и растекаясь в широкой улыбке, быстрым шагом приближался к дружиннику. Тот спешился, и они крепко обнялись, хлопая друг друга ладошками по спине.

Рядок, опустив меч, разглядывал напряженные лица дружинников. Похоже, он никак не мог принять решение — подойти или остаться в стороне.

— Здорово, Рядок, — кто-то крикнул ему. — Жив, значит, а мы тебя уже похоронили.

— Жив, как видишь, — улыбнулся тот и, разглядев в толпе Миколу Тихонова, направился к нему. — Хорошие люди помогли.

Пока Рядок добирался до десятника, несколько рук благодушно хлопнули его по плечу.

Родноверы тем временем, уволокли трупы за кусты и встали полукругом, спрятав луки. Кряж с сыновьями грузили оружие на телегу, которую привел парень с соседнего хутора. Им взялись помогать сыновья Ивана Горлова. Дело пошло веселей. Бойка, будто сдав дежурство, пересел поближе к волхву.

Гор, замечая краем глаза, все, что происходит вокруг, прислушался к разговору ведуна с княжичем.

— А мне отец говорил, что там никого из родичей не осталось, обманывал что ли?

— Все живы. Род Всенежи — большой. И деды и бабки в хорошем здравии. И прадеды живы. Только сильно переживают, что не могут с внуком своим видеться. Они тебя последний раз у себя привечали, лет, эдак, одиннадцать — двенадцать назад. Помнишь что-нибудь?

— Почти ничего. Так какие-то смутные воспоминания: ворота высокие во двор, во дворе собака, — он улыбнулся. — Имя помню — Мишкой зовут. Руки бабушки Малуши помню. Как с кем-то из братьев двоюродных на рыбалку ходили спозаранку помню, как снасти в иве запутал… Оказывается многое вспоминается, если захотеть…

— Вот видишь. Не враги мы тебе. Отец твой попал под влияние попа горацкого, и потому запретил родственникам с тобой встречаться.

— Потому что родноверы?

— Именно так. Мать твоя, была бы жива, этого бы не допустила.

— Отец любил ее…

— Ее все любили. Красоты необыкновенной была и ума. Жаль, болезнь ее сгубила. Попы меня к ней не допустили, хоть я и предлагал. Мог бы спасти. Но тот же Никифор уперся и… померла краса наша…

— Хватит про нее, ладно… — княжич положил руку на локоть ведуна.

Тот пожал его ладонь:

— Имя-то свое нареченное при рождении не забыл?

— Конечно, помню… Только отец говорил, что оно греховное…

— Ох, и крепко тебе голову заморочили. Но ничего, захочешь правду знать — узнаешь. А теперь, давай, командуй. Воины твои немного на хуторе поживут, пока мы в Коломнах гостим. В городе пусть в неведении остаются, что с отрядом приключилось. Когда назад пойдешь — мы их отпустим и оружие вернем. Вступишь в город во главе отряда, новым князем.

— А что отец?

Ведун нахмурился.

— Князь много бед русичам принес, по-хорошему бы его вместе с остальными бросить зверям на съедение.

— Ведун, ну, ради Бога, похороним его…

— Только ради тебя. Отряди четверых — могилу выкопать. По вашему обычаю, закопаем, так и быть в землю.

— И Бронислава. Хороший муж был.

К Брониславу у нас вопросов меньше всего. Не бросился бы на меня с топором — жив бы остался.

— Он не мог не броситься.

— Я понимаю. Тогда еще четверых отправь. Лопат у нас хватит — специально захватили побольше.

Любослав отошел давать распоряжения.

К волхву приблизился Смагин:

— Светлый, разреши просьбу.

— Валяй.

— Давай Никиту с собой возьмем. Он мне жизнь спас — дважды. Хоть и рисковал.

— Дубинина?

— Его.

— Взял бы с удовольствием. Хороший муж, знаю его. Но для его же пользы лучше остаться с товарищами. Они не поймут, если мы всех на хуторе запрем, а его обласкаем. Быть ему сотником новым, я княжичу объясню, на кого ему опираться можно. Но пока, сам понимаешь… ты ему что-нибудь уже сказал?

— Нет, решил сначала с тобой посоветоваться.

— Это правильно. Иди — попрощайся с ним и шепни на ушко, что помним его заслуги и будет вознагражден скоро.

Смагин быстро ушел.

— Ну, что, на хутор? — атаман удовлетворенно расправил рубаху. — У меня сарай там большой есть.

— Да, пойдем сейчас. Только подождем, пока княжич отца похоронит.