Волхв (СИ)

СЕРГЕЙ МИЛЬШИН

ВОЛХВ

Гой Воинко — разведчик роты русичей затаился на окраине небольшого дубового леска, внимательно вглядываясь в стены-колья храма Белбога, обвитые повиликой. Его арочный входной проем с рунами над головой, славившими Бога Света и освещавшими каждого вошедшего, тихо шелестел мелкой листвой. Воинко слышал, что в прежние лета храм стоял без ограды, открытый на все стороны света, сверкая на солнце золотыми и серебряными украшениями. Но в один срок огромное стадо туров, потревоженное сильной стаей волков, снялось с места и покатилось на восход, поднимая пыль до самого неба. Как назло, волхв в это время ушел в дальнее селение — лечить упавшую с седла дочку местного боярина. Стадо туров прошло через незащищенное заговором капище, как смерч, и сровняло его с землей. После того случая и появился вокруг светлого места высокий частокол.

Что-то беспокоило Воинко, что-то неуловимое, как касание легкого ветра влажной щеки. Ощутив непонятную тревогу при приближении к родным местам, он оставил коней привязанными к ветке дерева в чаще, а сам сделал солидный крюк по заросшему дикотравьем дубняку, чтобы незаметно оказаться перед храмом и залечь здесь в густой клевер. Отсюда он мог разглядеть вход. Под холмом, вытянувшись вдоль широкой реки Донца, раскинулась родное село Воинко — Хотмы. Закругляя путь через дубняк, Воинко заглянул сверху на его крайние дома и не увидел ничего подозрительного. По привычке нашел взглядом камышовую крышу своей избы в окружении яблонь и груш. Как-то там сейчас матушка? Отец Воинко погиб в стычке с хазарами, когда он еще был малышом, и больше мать замуж так и не вышла.

Какая-то баба, покачивая пустыми ведрами на коромысле, спускалась под откос к речке. На другой окраине мальчишки запускали в небо змея. Он мирно трепыхался на ветру, улыбался его солнечный лик на треугольной ткани. Ничего не говорило о том, что там что-то произошло. Но вот здесь…

Воинко, меняя коней, неспешно скакал один уже три дня. Шел спорой рысью. Кони — сильные высокие русские жеребцы, легко выдерживали темп, тем более, что Воинко старался почаще пересаживаться на заводного. Останавливался один раз в день, у ручья или родника, которые тут встречались в изобилии. Ослаблял подпруги, выгуливал недолго, чтобы остыли. Потом поил и отпускал на луг. Пока они хотя и без удовольствия, но методично объедали подвяленную на жарком Ра траву, спокойно перекусывал сам — с собой в заплечном мешке еще оставалась пара полос вяленного мяса да кусок овечьего сыра. К ночи искал место где-нибудь у перелеска — на широкой залитой лунным светом степи его могли увидеть издалека, а здесь, в тени высоких дубов или раскидистых тополей, он оставался незаметным для ворога.

Коней спутывал и отпускал пастись. Умные, обученные животные обычно не уходили далеко от хозяина. Тем более что днем в степи то и дело встречались следы стремительных волков, а ночью нет-нет да и долетал до чуткого уха далекий вой. Помня об этом, они всю ночь тихонько всхрапывали неподалеку. В чутком сне Воинко слышал их рядом и не просыпался.

Атаман отправил его вперед с опережением верст на тридцать. Он всего второй раз участвовал в охранном походе. В прошлый раз все прошло спокойно, за более чем 40 дней — срок, что отряд обходил свои земли, отмеренные от засечной черты до Русского моря, они не встретили никого из вражеского стана хазаров. Парень хорошо держался, а за особый талант — волчий нюх и острый глаз птицы-хорса, его прозвали почетным именем Рысь.

В этом походе атаман доверил отроку ответственное дело — идти впереди. За ним с небольшим отставанием двигался передовой отряд разведчиков. Иногда, когда степь разбегалась до самого ококрая, не зажатая перелесками, на самой границе видимого, он угадывал движение бойцов, издалека казавшихся былинными полканами — полулюдьми-полуконями. Они шли ровно, не опасаясь засады, зная, что даже подстреленный из куста вражеской стрелой в самое сердце, Воинко, прежде чем уйти в ирий, успеет уронить знак опасности на пути отряда. Знак — зачарованный амулет с живущим в нем духом Чура — бога-охранника, с виду всего лишь серый камушек — Воинко всю дорогу зажимал в кулаке. Он знал, что камень обладает способностью впитывать тревожное настроение своего хозяина, живого или мертвого, и передавать его на большое расстояние. В отряде разведчиков позади него скакали бойцы — характерники, для которых ничего не стоило уловить тревогу, испускаемую камнем, за две-три версты. Но пока Рысь был спокоен — спал и камень.

Воинко вспомнил слова волхва Бронислава, который выдал Амулет атаману, зашедшему вместе с несколькими воинами к нему перед походом.

Сидя на камне, опустив усталые узловатые кисти на колени, заросший как ствол ивы, несколько лет проживший в воде, белоголовый, но до сих пор, несмотря на свои 150 лет с гаком, не седой, волхв Бронислав изрек тихо:

— Амулет — ваша защита, ваше спокойствие в степи. Но больше я рассчитываю не на него, а на ваши родовые силы, на помощь Богов — суть предков наших. Они помогут вам в трудный миг. Без их защиты, да без вашей отваги и опыта Спаса, и этот камень станет просто речной галькой. Помните — ваша сила — это вы сами. Прислушивайтесь к своим чувствам — они не обманут.

Воинко переложил Амулет в другую руку и вытер потную ладонь о штанину.

«Что же случилось с Брониславом? Он один стоит нескольких воинов и владеет такими приемами, до которых Воинко еще расти и расти. В крайнем случае, волхв мог бы просто отвести врагу глаза и уйти. Если его убили, то только расслабленного, не ожидающего нападения. А это означало, что среди русичей завелся предатель. — Гой махнул головой и постарался отогнать неприятные мысли. — Нет, этого просто не может быть».

Будь он жив, Воинко почувствовал бы волхва даже за сто шагов. Но сейчас он не слышал его, он вообще ничего не мог ощутить, кроме непонятной и незнакомой тревоги. Воинко отложил в сторону лук и перекинул через голову колчан со стрелами. Там они не понадобятся. Еще раз пристально окинул взглядом стены, арочный вход. Тихо. Как-то даже слишком тихо.

«Надо решаться. Так и до листопада досидеть можно».

Прямо перед глазами миролюбиво жужжали две пчелы-труженицы, замер, словно умер, на былинке голенастый кузнечик. Воинко, теперь не отрок безусый, семнадцати лет от роду, а опасный для врага боец — Рысь, беззвучно выдохнул и, мысленно пробудив дремлющие до поры силы Рода, не потревожив кузнечика, двинулся вперед. Медленно извиваясь, как учили, он пополз ко входу в храм. Чем ближе он приближался к утопленному в зелень проему, тем тревожней становилось на душе. Один момент он даже приостановился, прислушиваясь к собственным чувствам и ощущая, как разливается чувство опасности вокруг, как заполняет клеточки настроенного на схватку тела, и страх рождается где-то внизу груди около Ра-сплетенья.

«Нет, я не испугаюсь. Ни за что. Чтобы ты мне не пророчил, Чернобог. Белбог все равно сильнее, и не тебе с ним тягаться». Он крепко сжал зубы и упрямо двинулся дальше. И странно, только Воинко переборол себя, как страх отступил, оставив лишь капельки пота на лбу под обережной повязкой, скрепляющей длинные волосы цвета соломы-половы, за которые русичей его племени еще иногда называли половцами. У входа Рысь пружинисто приподнялся на ноги, не глядя, вытянул из ножен на поясе нож и попытался что-то разглядеть через узкую щель входа. Пусто. Камень с отпечатанной ладонью Белбога, подсохшие цветы — приношения у подножия, за ним частокол, и все. Амулет в руке вдруг сделался горячим и влажным и едва не выскользнул из потной ладошки. Воинко понял это как знак. Он осторожно опустил его в траву немного в стороне — куда смог дотянуться, проговорил одними губами три раза девиз русичей, помогающий в бою — «Ура, Ура, Ура», и, больше не колеблясь, нырнул вперед.

И уже в прыжке, кувыркаясь через голову, успев краем глаза охватить силуэты выстроившихся вдоль стен врагов, понял, что проиграл. Его ждали. Одним незаметным движением он успел скинуть нож в сапог.