По воле Петра Великого: (Былые дни Сибири)

Келецкий советовал на время переменить всю систему управления, снова дать больше воли подчинённым, вернуть им возможность наживаться по-старому и тем создать себе естественных защитников вместо врагов, какими были почти все сибирские чины и служилый люд по отношению к «жадному губернатору», желающему всё захватить в свои лапы... Затем надо ехать в Петербург, просить об отпуске из-за расстроенного здоровья или хотя бы о замене другим лицом на время. Этот другой сразу очутится в худших условиях. Давать царю того, что давал Гагарин, он не сможет, и князя неизбежно призовут снова править краем, который только в его руках даёт необычайные до этого времени доходы.

   — Умно, да канительно!.. Позовут назад либо нет — ещё бабушка наворожила да надвое положила. Научат тут люди и нового, как ему быть, по моим следам как идти, деньги грести... Нет, подумаем ещё!.. Да и в Питербурх без зову ехать боязно... а с зовом — и вовсе страшно... Посидим лучше здесь тихим манером...

Нестеров уверял, что тревожные слухи — вздор. Он, фискал, хорошо пишет про благодетеля... А ему царь верит больше, чем всем вельможам своим...

   — И не думай ни о чём, благодетель! Живи, как жил, в своё удовольствие, тешь свою душеньку, радуй нас, смердов последних, рабов твоих! Раз жить на свете! Так что там печалить себя задарма, ещё ничего не видя...

Хотел бы верить Нестерову Гагарин, и сам был он склонен легко смотреть на жизнь, избалованный вечной удачей. Но смущали князя глаза фискала, которые или по сторонам предательски бегали, или если уж глядели в глаза князю, так загорались какими-то искорками не то собачьего страха, не то дьявольской глумливости...

А Задор, выслушав князя, прямо отрубил:

   — Последние, видно, приходят светлые деньки твои, князь-государь, коли сам не спохватишься... Не езди туда сам, а и позовут, тоже уприся... Хвор, мол, либо што! Да надо поспешить, на здешнем ружейном заводе пусть поболе ружей делают... В год их и то не боле тысячи стряпают эти копуны твои, мастера ружейные... А надо больше!.. Купить бы где за рубежами али из Москвь; под какой-либо отговоркою вытребовать... Да у Демидовых свинцу, железа взять, да зелья больше наготовить... да пушек... И ждать потом дурных вестей не с пустыми руками... Разумеешь, благодетель?.. А людей?.. Их найдём!.. Я со дружками со своими в месяц целу Сибирь подниму, лишь бы знали люди: за кем идут... Всё едино помирать! Так, хоша не в казематах царских, там, в Питере, в болоте вонючем, чухонском... А сюды царь и послать-то не сможет силы ратной... На шведа ему людишек не хватает... под боком трудно воевать... Где же здесь што сделать, когда и город-то от города на многие сотни вёрст! Вон тута люди в гости на праздники за триста вёрст катят, на тройках, мчатся так, что дух замирает!.. А уж военную команду не погонишь на тройках... Пешком-то они не скоро к нам дойдут, а по пути и леса, и горы, и болота есть!.. Найдём место — спать уложить незваных гостей!..

Развивает Задор широкий план междоусобной войны, большого народного раскола, разрухи государственной; а у самого лицо покраснело, глаза засверкали, как у кошки в ночной темноте, ноздри вздрагивают, раздуваются.

Даже страшен показался Гагарину этот бродяга, постоянно весёлый, услужливый, балагур и певун залихватский.

   — Добро... я ещё помыслю!.. — медленно проговорил Гагарин совсем не то, что думал. Но он боится сразу оборвать смельчака, отвергнуть его планы, чтобы тот на князя не повёл нападения, как дерзает повести на кой-кого повыше. И совсем ласково продолжает хитрый уклончивый вельможа:

   — Ты, Сысоюшко, ещё походи, повызнай: так ли всё оно, как сам думаешь?.. Сколь много народу готово против новизны всякой встать, за старину, за веру древнюю?.. Шепни там одному, другому, что надо... Только с разбором, клятву взяв, что не выдаст тот человек ни тебя... ни... других... Понял?.. А тамо и придёшь, мне скажешь... Ужо и поглядим...

Ушёл Задор, чтобы исполнить желание Гагарина; снова пустился колесить по городам и посёлкам сибирским, по скитам потаённым раскольничьим, много добрых вестей припас; но уж не суждено ему было передать те вести князю, свидеться хотя бы разок ещё с ласковым губернатором Сибири.

В апреле того же 1718 года явился в Тобольск гонец от самого Петра, денщик его, полковник, князь Волконский, грозную весть сообщил, от которой затрясся Гагарин, хотя не его лично касалась она.

   — Цесаревича и Апроську посланные от государя, граф Пётр Толстой да капитан Александр Румянцев, выманули из крепости неапольской Сент-Эльмы, в которой они укрывались вместе, сидючи под опекой тестя цесаревича — австрийского цесаря, и привезли обоих в Москву. Здесь спервоначала обошлось дело. Только подстрекателям к побегу плохо пришлося. Розыск в Суздаль перекинулся, где в монастыре бывшая царица Евдокия, теперь инока Елена проживала. Невзначай туды прискакал Преображенский бомбардир, капитан-поручик, Скорняков-Писарев.

   — Гришка-запивоха?..

   — Он самый... В люди вышел! Разыскал столько, что и саму царицу-иноку под арест взял, и епископа Досифея, и ключаря тамошнего монастырского, Пустынина Феодора, да певчего же, Федьку Журавского... Да под конец притянули и любовника ейного, Степана Глебова, с которым снюхалась царица-инока через попов тамошних... Погодя и епископа Ростовского, Досифея загребли... Кончилось тем, что сана ево лишили и колесовали, вместе с Кикиным, Глебовым, с попом Пустыниным и с Федькой Журавским, который Глебова к царице водил да письма переносил злодейские... И ещё многих казнили, либо ноздри рвали и сослали в разные места... Скоро и к тебе их повезут... А, слышь, Авраама Лопухина, родного брата же разведённой царицы, также клеймили и в ссылку ево; и Собакина Григорья не пощадил. А княгиню Настасью Голицыну да Варвару Головину при целом полку обнажить да батогами бить велел, а потом в монастыри сослал. И царицу иноку Елену в монастырь же в строгий, в Старую Ладогу вывез... Там она под стражей сидит... Долгорукие, оба брата, особливо Василий, тоже врюхались. Василья и теперь томят под замком, слышно, сюда пришлют в ссылку ево, к тебе же... И Семёна Щербатовых, князька... И... э! Всех не перечтёшь!..

   — Господи! — только и вырвалось у Гагарина.

   — Пожди, не вздыхай. Не всё ещё... Теперь и сестру, царевну Марью Алексеевну, на допросы позвал... Чуть не дыбой стращал!.. А под конец сызнова за сына взялся. Отлучение царевича от наследья и трона давно оглашено было... А теперь полный суд по форме пойдёт... Больше ста тридцати человек одних судей назначено. Вот список их, я захватил для тебя... Гляди, тут и твоя фамилия... И тебя зовёт. Должен ты царя с его сыном непокорным рассудить... Читай, гляди!..

Взял лист Гагарин, руки у него дрожат, в глазах помутилось. Но, пересиля себя, начал он проглядывать имена. Действительно, все первые люди в государстве собраны тут; начиная с Александра Меншикова, светлейшего князя, «сердечного друга», затем шли имена графа Апраксина, старика генерал-адмирала и второго, Петра, канцлера Головкина, сенаторов, князя Якова Долгорукого, графа Мусина-Пушкина, барона Шафирова, графа Ушакова, князей Петра и Дмитрия Голицыных, Петра Толстого, ближнего стольника, Ромодановского, Репнина, Чернышева, Головина, маршала Адама Вейде, Бутурлина, губернатора Москвы Кирилла Нарышкина, губернатора Сибири, Гагарина, генерал-полицеймейстера Антона Девьера, вице-губернаторов Архангельска, Азова, полковников, майоров и многих других людей, всех званий и состояний, из лучшего дворянства империи.

Опустил лист Гагарин, рта раскрыть нет силы. Да и в голове пусто, словно водою налили ему череп и потонули в ней все мысли и воспоминания...

Молчит и Волконский. А потом совсем тихо заговорил:

   — Надо ехать! Видишь, дело неотложное... Да, это ещё не беда... А, слышь, и тебя есть касаемое... Как уж собрался я с приказом царским к тебе, позвал меня государь и говорит: «Ты — побудь до самого отъезда князя... Хоть болен скажись... А там покажешь вот этот мой приказ и все его бумаги, всё, что есть в дому, соберёшь, опечатаешь и следом за ним сюда вези поскорее... Есть у меня большие жалобы на губернатора... Так нужно улики иметь!» Я ордер принял, абшид взял, откланялся... А меня по пути и перенимает... сам понимай кто?! И так ласково говорит: «Слышь, князенька! За кем вина не живёт! А Гагарин добрый человек, и подводить его грешно! Как приедешь, прошу тебя: не таись от него, скажи твоё посольство тайное. Он сам тебе отдаст, што надо... А ты уж не забирай огулом... Понял?» Я подумал, да и согласился! Руку мне целовать дали! Совсем уж тут я спасовал... Ну вот, по приказу той высокой персоны и делаю... Открываю тебе тайну свою, поручение царское строгое. Может, мне за это смерть будет, а отказать не мог ей!..