Последние Горбатовы

Он подошел к ней, подняв руку, приложил ее ей ко лбу, она оставалась неподвижной — ни изумления, ни страха, ни смущения не изобразилось на лице ее;

Он быстро сделал перед нею несколько движений руками, затем взял другой стул, сел на него и заговорил:

— Вы меня видите?

— Вижу! — отвечала она.

— Слышите?

— Слышу.

— Можете отвечать на мои вопросы?

— Да, могу.

— Вы знаете, кто я?

— Нет еще.

— Но ведь вы меня не боитесь?..

— Нет, нисколько! — твердо, но не своим, а каким-то странным голосом, будто произнося заученные слова, ответила она.

— Елена, зачем вы согласились… вы раскаиваетесь в этом?

— Да, о как я раскаиваюсь! Как я мучаюсь!

Она стала дрожать всем телом. Он положил ей руку на плечо и произнес:

— Успокойтесь!

Ее дрожь мгновенно прекратилась.

— Знаете ли вы, о чем я хочу спросить вас?

Она отвечала не сразу, прошло несколько секунд. Но вот губы ее с усилием шевельнулись, и она едва слышно произнесла:

— Знаю. Вы хотите знать, где деньги и бумаги… здесь ли они… Они здесь.

— А завтра утром здесь будут?

— Да.

Он подошел к дверям столовой, заглянул — никого нет, хохол продолжал сидеть в передней. Тогда он тихо притворил за собою дверь и вернулся к Елене.

— Где эти деньги?

— У отца в кабинете…

Он подумал несколько мгновений и потом едва заметно улыбнулся.

«Нет, пусть лучше так, все равно не пропадут…» Затем он опять обратился к Елене, наклонился над нею и шепотом, почти у самого ее уха, медленно сказал:

— Сегодня ночью вы возьмете эти деньги и завтра, ровно в одиннадцать часов, будете с ними у меня, на Мойке, в доме Горбатовых, в моей библиотеке. Вы сделаете это непременно!

— Непременно сделаю! — произнесла она.

— А теперь забудьте все, что сейчас было.

— Хорошо, — прошептали ее губы.

Он дунул ей в лицо. Она подняла свои опустившиеся веки…

Что это? Она в столовой… перед нею незнакомый человек. Скорей, скорей назад! Она быстро вернулась к себе в спальню и заперла за собою дверь.

Все время — от того мгновения, когда она выглянула из спальни, и до того, как она в нее вернулась, — для нее не существовало.

В передней раздался звонок. Николай Владимирович быстро перешел в гостиную и когда спешной походкой из передней в нее влетел князь, он уже сидел на диване, в позе ожидающего человека. Он приподнялся и поклонился князю.

— С кем имею удовольствие? — сердитым тоном спросил тот.

— Николай Владимирович Горбатов!

Князь уже успел во время своей поездки к венчавшему Кокушку священнику и обратно совсем успокоиться, все обдумать и решить. Но все же он несколько опешил. Взгляд Николая Владимировича производил на него неприятное впечатление.

Однако он справился с собою, даже вызвал на своем лице улыбку и пробасил:

— Очень приятно познакомиться, прошу вас, садитесь, Николай Владимирович.

Тот сел и заговорил спокойным, ровным голосом.

— Князь, я приехал просить вас объяснить мне, что такое случилось с моим племянником? Он пропал из дома на двое суток, перепугал нас всех ужасно… теперь вернулся и говорит, что женился на вашей дочери. Правда ли это?

— Истинная правда! — без запинки и, по-видимому, совсем хладнокровно отвечал князь.

— В таком случае я спрошу вас: разве этого нельзя было сделать несколько иначе?

Князь не ожидал такого вопроса и такого невозмутимого спокойного тона.

— Со слов Николая Сергеевича, насколько я понимаю его положение в семье, иначе было нельзя: вы бы не допустили этого. Но он совершеннолетний, правоспособный и мог поступать, как ему вздумается… Насильно никто его не мог заставить венчаться, все произошло самым законным порядком… Если его выбор вам не нравится — очень жаль… но я не судья в этом…

Николай Владимирович улыбнулся…

— Зачем мы будем так говорить? — произнес он. — Я приехал вовсе не для того, чтобы с вами пререкаться… Я приехал с ваших слов проверить рассказ племянника, а затем решить с вами сообща все, что требует решения. С вашей дочерью я еще не знаком; но я о ней слышал и ничего не могу иметь против выбора моего племянника… Да и, наконец, вы сами сказали, что он совершеннолетний и правоспособный… Его отец, и мой брат, за границей, так, так что я… я — сторона… а главное — они обвенчаны.

Князь окончательно стал успокаиваться.

«Вот он каким тоном говорит!.. Очень благоразумный… а ведь его помешанным считают… Любопытно, знает ли он про деньги? Ведь, наверно, знает, тот, я думаю, это прежде всего сказал…»

Николай Владимирович продолжал:

— И теперь, прежде всего, я попрошу вас представить меня вашей дочери, а моей новой родственнице.

— С большим удовольствием!

Князь поспешно прошел к Елене и стал убеждать ее, что она должна непременно выйти к гостю и быть любезной.

— Там, видимо, не хотят никакого скандала, — говорил он, — как я думал, так все и вышло, все обойдется, только будь же ты хоть немного благоразумна, выйди, слышишь, непременно выйди!

Но Елена объявила:

— Ни за что не выйду, хоть убейте меня здесь на месте — не выйду.

Князь побагровел, но сдержался.

— Елена, идем!

Он взял ее за руку. Но она вне себя стала вырывать руку.

— Пустите! — расслышал он ее шепот. — Пустите — или я кричать буду!

Он бешено взглянул на нее, махнул рукою и вернулся в гостиную.

— Извините, Николай Владимирович, — сказал он, — моя дочь чувствует себя очень нехорошо и никак не может выйти, боюсь, как бы она не разболелась… сейчас пошлю за доктором.

— В таком случае, я не стану мешать вам…

С этими словами Николай Владимирович встал, поклонился и вышел. Князь проводил его в переднюю до самой двери. А потом остановился и думал:

«Однако все же… Как у нас будет? Вон он приезжал… а зачем, собственно, приезжал? Только взглянуть на Елену?.. И что же мой зятек — вернется он? Надо ждать, как-нибудь все это ведь развяжется… и, главное, мне нечего бояться, совсем нечего. Только вот эта дура — что с нею? Всегда была такая послушная».

Он решил, что лучше ее теперь оставить в покое, а затем, ну завтра, что ли, поговорить с нею тихонько, благоразумно, вот как тогда, когда он убедил ее согласиться на венчание…

XXII. ЧУЖАЯ ВОЛЯ

Князь крепко спал на диване своего кабинета, спал, как спит человек после деятельно проведенного и тревожного дня, когда, однако, тревога уже затихла и уступила душевному спокойствию.

Перед сном князь окончательно решил, что ему нечего бояться каких-нибудь неприятностей и осложнений со стороны Горбатовых. Разве что Кокушка ускользнул, — то есть не он, а его деньги, — ведь они, в сущности, даже должны быть рады избавиться от такой обузы и сдать ее ему на руки. Дочь он уговорит, конечно. Она напишет Кокушке ласковую записку, позовет его — и он явится. Затем самое лучшее — им всем ехать за границу.

Нетти останется в пансионе, сыновей, которые довольно плохо учатся в военной гимназии, он поручит одному из тамошних воспитателей, у него они и будут проводить все свободное время, а он станет следить за их учением, репетировать их уроки. Теперь такой расход возможен, и ведь следует же позаботиться о детях.

Все это легко устроить в два, три дня — и скорее за границу с Еленой и Кокушкой. Пора отдохнуть… Князь уже начинал чувствовать первые приступы старости. Эта старость приходила в виде перемены вкусов. Теперь его уже не привлекало то, что привлекало прежде: он уже не засматривался на хорошеньких женщин — насмотрелся в жизни довольно. К вину, после лесного клопа, его не тянуло. Оставил карты — да и то, ведь он вот уже месяца три как не брал их в руки…

Ну там, за границей, конечно, где-нибудь можно будет испробовать счастье. А главное, его манила эта поездка в приятные и прекрасные места, где он может, наконец, благодаря средствам Кокушки, играть блестящую роль. Он — князь, настоящий князь, не выдуманный для заграничной поездки… Он будет жить grand seigneur'ом [66]… Появится где-нибудь на водах, на морском купанье… в сопровождении красивой дочери — и будет центром самого изысканного, блестящего общества. Правда, его французский «прононс» значительно поиспортился вследствие долголетней отвычки… Но ничего, сойдет — несколько недель практики — и только…