Последние Горбатовы

— Завтра поймешь, мой друг.

— Гриша, вели заложить мне карету! — обратился он к сыну и затем ушел в свою спальню одеваться.

Уходя из библиотеки, Марья Александровна взяла под руку Владимира и, остановясь с ним в одной из комнат, спросила его:

— Что тебе сказал дядя? Отчего ты после его слов стал вдруг таким странным? Будь так добр, скажи мне.

— Уверяю вас, ma tante, ничего, я даже не расслышал хорошенько… я не понял.

— И я не расслышала, но поняла, догадалась и скажу тебе. Он сказал тебе твою мысль.

Владимир растерянно глядел на нее.

— Да? Ведь я угадала? И от себя прибавлю: мне кажется, что он устроит это дело.

Из того, как она говорила, из ее тона, можно было заметить, что в ней уже не было прежних страхов. Владимир ничего не понимал.

Однако теперь не время было разбираться во всех этих таинственностях.

Николай Владимирович сейчас уедет, наверно, вернется ни с чем… Надо будет ехать к Трепову, все это объяснить… Завтра весь Петербург будет толковать об их деле, потешаться над Кокушкой.

Николай Владимирович уехал и вернулся менее чем через два часа. Он прошел к Владимиру.

— Что же, вы уладили что-нибудь, дядя? — спросил тот.

— Да, уладил!

— Как же? Как?

— Завтра ровно в одиннадцать часов утром Кокушкина жена сама принесет сюда все его деньги и бумаги. Ты, конечно, этому можешь не верить… Но, Володя, я серьезно и убедительно прошу тебя подождать до завтрашнего дня, до одиннадцати часов… Прошу тебя не ездить к Трепову… убедительно прошу… слышишь?..

И Николай Владимирович поспешно вышел от племянника.

«Да ведь он в самом деле помешанный, совсем, совсем помешанный!.. Что же это значит?» — думал Владимир.

Но почему-то сам себе не отдавал в том отчета — почему он к Трепову не поехал.

XXI. НЕ ВЫМЫСЕЛ

Как же помешанный дядя все это сделал? Если б спросить его — он бы ответил: «Все сделалось очень просто, очень естественно и только по счастливой случайности скорее и удачнее, чем можно было ожидать».

Если бы на его рассказ возразили, что он выдумывает небылицу, сказку, он только улыбнулся бы своей загадочной улыбкой и пожал плечами.

Можно назвать как угодно, но так оно было. План действий, конечно, сначала только в общих чертах, явился в его голове уже с первой минуты, как он узнал о том, что Кокушкино состояние находится в руках Янычева. Расспросив о княжне Кокушку, Владимира и своего сына, он, по некоторым данным, ему одному известным и понятным, убедился, что если только он увидит княжну, эту законную жену Кокушки, он достигнет своей цели.

Когда он подъезжал к Знаменской, для него весь вопрос заключался в том: дома князь Янычев или нет. Если он дома, это, конечно, усложнит дело, может быть, несколько затянет его, но все же не испортит. Ему только нужно быть в их квартире и увидеть княжну… и то, и другое он сделает.

Он соображал и склонялся к тому, что князя вряд ли застанет! После того как Кокушка убежал, этот его «тештюшка» вряд ли останется сидеть сложа руки, наверно, он что-нибудь предпримет, сделает какой-нибудь шаг, с кем-нибудь повидается.

Так оно и случилось. Кокушка ничего не преувеличил, рассказывая, что он оттолкнул от себя князя так, что тот «отлетел» и сразу не мог прийти в себя. Когда же он очнулся от этого неожиданного богатырского толчка, Кокушка уже сбежал с лестницы и вырвался из дома. Гнаться за ним по улице не представлялось, конечно, никакой возможности. Князь пришел в бешенство и кинулся к дочери, сидевшей, запершись, в спальне. Он едва дождался, пока она отперла ему дверь, и появился перед нею весь багровый, с налитыми кровью, вытаращенными глазами, почти будучи не в силах выговорить слова. Он был так страшен, что Елена с ужасом вскрикнула.

Ей показалось, что произошло убийство. Она слышала крик и взвизгиванья Кокушки. Теперь он не подает голоса… Отец в таком виде…

— Господи! — простонала она. — Что случилось? Вы его… убили?!

— Дура! — гаркнул князь. — Ты вот и себя, и меня убиваешь!.. Ведь он убежал, убежал из дому… что ты наделала!..

— Убежал! Слава богу! — выговорила она.

Он схватил ее за плечи и, сам не помня уже что делает, стал трясти ее изо всей силы.

— Да что ты… что ты?! — задыхаясь, хрипел он. — Зачем же ты соглашалась?.. Зачем ты венчалась, если намерена была так поступать?.. Зачем ты целый день вчера и сегодня, вот теперь, его не впустила?.. Ну сказала бы ему несколько слов, уговорила его… и он бы успокоился… остался… Что ты теперь наделала?..

— Ну, так что же! Ну, убейте меня!

Он оставил ее плечи.

— Сиди теперь и не выходи из дому, — сказал он, несколько утихая. — Я должен сейчас же ехать к священнику, взять свидетельство. Ты без меня не впускай никого, не выходи — слышишь?!

— Куда же я выйду? — закрыв лицо руками, прошептала она. Мне и из этой комнаты выйти совестно…

И она зарыдала.

Князь, хлопнув дверью, поспешно оделся и уехал.

Когда Николай Владимирович звонил у его квартиры, он еще не возвращался. Отворивший двери хохол, увидя незнакомое лицо, сразу, не дожидаясь вопроса, объявил, что никого нет дома. Он уже хотел без всяких объяснений захлопнуть дверь, но вдруг, сам не понимая как, от нее отшатнулся, и незнакомый бледный господин вошел в переднюю.

— Да ведь я же говорю — дома никого нет! — почему-то совсем растерявшись, чего с ним вообще никогда не бывало, воскликнул хохол.

— Я буду ждать! — сказал Николай Владимирович. — Запри дверь!

Хохол, как бы удивляясь сам на себя, машинально запер дверь.

— Возьми, повесь мою шубу! — также спокойно приказал ему Николай Владимирович, а сам вошел в гостиную.

Хохол повесил шубу и остался в передней.

Николай Владимирович остановился на несколько секунд среди гостиной, потом, будто у себя дома, без всякого стеснения, заглянул в столовую, в кабинет… Потом он опять вернулся в столовую и остановился перед запертою дверью. Эта дверь была в спальню Елены.

Почему он остановился перед этой дверью, опять-таки, если б его спросить, он ответил бы: «Потому что — за этой дверью есть кто-то и этот кто-то, конечно, она, та самая, которую мне надо».

Он стоял и глядел пристально на дверь. Несколько раз поднялись и опустились его руки.

Елена в это время лежала на кровати, вся как бы разбитая, совсем измученная. Мысли беспорядочно и неясно бродили в голове ее. Она глубоко, всем существом своим раскаивалась в том, что сдалась, подчиняясь увещаниям отца, а главное, она без отвращения не могла теперь подумать о Кокушке. После венчания, после того как она стала его законной женою, отрезвясь, она почувствовала к нему именно то непреодолимое физическое отвращение, которое заставляло ее содрогаться всеми нервами при одной о нем мысли.

Она совсем не понимала и не могла себе представить, что же теперь будет? То ей хотелось убежать скорей отсюда, в Москву, к тетке. Но разве та примет ее после такого поступка? Нужно бежать… бежать за границу, подальше… Но как же это сделать?.. Ведь ей никто не поможет, не даст совета… да и на какие средства бежать?.. О Кокушкиных деньгах она не подумала… И снова страшная мысль мелькнула в голове ее: да ведь он все же законный муж, он имеет на нее право!

Она совсем путалась, терялась, ничего не понимала. Она не слышала, как в передней звонили, не слышала шагов Николая Владимировича в столовой.

Но вдруг она вздрогнула всем телом, подняла голову с подушки, потом спустила ноги на пол… села на кровать… Через минуту, не отдавая себе отчета в том, что делает, она подошла к двери, отперла ее и вошла в столовую. Увидя перед собою незнакомого человека, она хотела сейчас опять скрыться, уже сделала было движение назад, но потом, оставив дверную ручку, пошла к этому незнакомому человеку… Он пристально глядел на нее блестящими глазами… Быстрым движением он поставил ей стул, на который она упала.

Между ними не было произнесено ни слова. Она продолжала глядеть на него, только выражение ее глаз изменилось.