Старший брат царя. Книга 1

Последнее воскресенье Аким, украдкой поглядывая на Юршу, поведал:

— Тут я по пути заезжал в Тонинское... — Юрша в этот момент играл с Агашей, ни один мускул не дрогнул на его лице. Аким продолжал: — Ждут там приезда боярина Прокофия из Собинки.

Никакого внимания к сказанному! Только когда собрался уходить, Юрша вспомнил:

— Большой крюк тебе пришлось делать, чтобы в Тонинское заглянуть, да не по делу.

— Как не по делу! — возмутился Аким.

— Отец, об этом мы потом потолкуем. А пока недосуг мне.

Больное место затронул Аким, не все было безоблачным на душе Юрши. Часто, очень часто всплывал образ печальной Таисии и тут же ее оттесняла широкая ухмыляющаяся физиономия Харитона. О, этот Харитон! Поломал он ему жизнь! Но мирские воспоминания мешают работать. Уходит Юрша из кельи, идет в часовенку и долго молится Богородице, мысленно рассказывает ей свои сомнения и просит помочь разобраться в сложных земных делах. Постепенно он действительно утвердился: главное для него сейчас — сказание о тульском сражении, потом Казань и... монастырь. А боярышня Таисия — просто сладкое сновидение!...

Одно из таких размышлений прервал стук в дверь, вошел монах Христофор. После обычных приветствий он сказал, что владыка Макарий благословил его, недостойного, прочесть рукопись Юрия. Теперь каждое утро он приходил в келью, возвращал прочитанные и брал новые свитки рукописи. Юрша был наслышан об учености Христофора, и его интересовало мнение этого монаха о прочитанном. Однако тот отказался о том говорить, потому что не получил благословения владыки... Но наступил такой день, когда Христофор, положив на аналой последний свиток рукописи, сказал, что митрополит Макарий ждет Юрия у себя!

Митрополит принял Юршу в келье, более похожей на книгохранилище. Книги лежали на полках вдоль стен, на большом столе и на двух аналоях. Юрша видел митрополита много раз на торжественных богослужениях, там он был в блестящем облачении с посохом, усыпанном каменьями. Высокий рост Макария и митра на гордо поднятой голове показывали его парящим над толпой. Это был могучий иерарх православия, строгий иосифлянин, жестоко наказывающий своих противников — нестяжателей. Здесь, в келье, Юрша не узнал бы его. В простом деревянном кресле с подлокотниками сидел худощавый беловолосый старик — Макарию было семьдесят лет. Темная скуфейка скрывала обширную лысину, черная поношенная ряса делали его похожим на доброго монастырского старца.

Юрша низко склонился, Макарий благословил его и протянул руку, Юрша дотронулся губами до нее и невольно вздрогнул: воспоминания десятилетней давности нахлынули на него — точно так же пахла рука инокини Софии: ладаном и кипарисом! Поэтому Юрша не слышал первых слов митрополита и пришел в себя, когда тот замолк, внимательно разглядывая сотника.

— Что-то угнетает тебя, сын мой? — участливо спросил Макарий.

— Да, владыко... — И тут наступил момент, когда Юрша готов был повалиться в ноги митрополита, покаяться во всем, рассказать о себе, о своих воспоминаниях и греховных побуждениях. Мгновение отделяло его от черты, за которой осталось бы прошлое, а будущее... Прямо отсюда, из палат митрополита, он тайно будет отправлен в какой-нибудь далекий монастырь, и до конца дней — монашество... За далекие грехи его родителей ему последует строгая схима! И книгу не дадут дописать... А возможен и даже вероятен другой, более короткий путь — в пытошную Разбойного приказа, и ни одна душа не узнает, где будут покоиться его кости... Секундная слабость, и Юрша ответил глухо:

— За свою короткую жизнь много согрешил аз!.. Ныне я скорблю о том, что мой малый труд не оплатит доли твоей заботы. Остаюсь вечным должником твоим, владыко!

Многоопытный духовник понял, что сотник лукавит. Хотел удалить Христофора и исповедовать молодого грешника, но раздумал. Действительно, что мог согрешить этот вой: украл, загубил чью-то душу? А теперь терзается?.. Не захотел Макарий тратить на расспросы времени и не узнал роковой тайны! Он привычно ответил:

— Все мы, сын мой, грешны перед Господом! Отец Христофор прочитал мне главы из твоего сказания, сейчас он поведает нам мысли свои о сим труде.

Христофор сделал несколько шагов к митрополиту, поклонился и произнес:

— Владыко! Прочел аз написанное сотником Юрием Монастырским сказание о нападении полчищ крымских агорян на Тулу-град, о великом сражении и победе русского воинства. Скажу: повествование написано и складно и гладко и без пустословия. Однако ж упущения вижу. Описаны подробно деяния людей и воинская доблесть пастырей священных, а упования на Всевышнего, молитв не хватает. Не видно десницы Господней, великую победу принесшей. А сказано ведь: без воли Господа несть победы и поражения. И опять же, не сказано о великом предвидении государя нашего, вовремя пославшего полки победоносные... Нужно восславить имя государя. Царь всея Руси, великий князь московский Иоанн Васильевич выставил полки против супостата страшного! Помнит он, какой полк куда поставил, в памяти он держит имена больших и малых воевод и товарищей их. И заботится он, чтобы имена их не были забыты, и дошли бы до потомков далеких, и геройства отцов звали бы детей их на битвы будущие, битвы великие! А кроме того, государь наш Иоанн Васильевич не забывает и малых мира сего. Помнит и держит в памяти своей, какому вою что обещал! Слава великому царю! Его памятную заботу о малых и больших воеводах будут вспоминать в далеких веках благодарные потомки!

Последние слова Христофор произнес громким голосом и поклонился. Макарий согласно кивнул головой:

— Запомни, сын мой, большую значимость сказанного отцом Христофором, все то надлежит исполнить. Мне известно твое трудолюбие, это большой дар от Господа. Жаль, мало времени у тебя остается. Ну да поможет тебе Спаситель! — Митрополит благословил Юршу и отпустил его.

Он не обратил внимания на слова Макария о малом времени, имеющемся у него. Тогда с ужасом думал только о том, в какую бездну мог скатиться только что! А может, это был самый правильный и единственный выход?!

Из задумчивости его вывел Христофор, как тень появившийся в келье. Он сообщил, что гонец привез грамоту: назавтра государыня Анастасия вызывает сотника Юрия к себе.

Анастасия приняла Юршу после обеденного отдыха в маленькой светелке, где она за небольшим столом играла в бирюльки с князем Юрием. Третьим с ней играл бледный молодой человек в кафтане тонкого сукна. Юрша раньше не видел его в царицыных палатах, а потом, присмотревшись, чуть не вскрикнул — то был самозванец, князь Михаил!

Бирюльки — игра, требующая аккуратности и терпения. Позолоченные соломки растаскивали золотыми крючочками в полной тишине: шевельнутся другие соломинки, потерян ход. Позади царицы стояли две мамки, за князем Юрием боярин и мальчишки с трубами, которые сейчас не требовались. За Михаилом стоял боярин Ногтев, глава Разбойного приказа, и седой монах с трясущейся головой. Все были увлечены игрой.

Когда бирюльки растащили, произвели подсчет. Оказалось, больше всех натаскал Михаил, проиграл Юрий и сейчас, еле сдерживая слезы, требовал повторить игру. А Михаил бурно радовался, хлопал руками по коленам и смеялся.

Анастасия поднялась со своего места и, пригласив Юршу и Ногтева, перешла в соседние покои. Здесь царил полумрак, несмотря на яркий солнечный день, и глухая тишина из-за обилия ковров и тяжелых занавесей. Царица села в изукрашенное золотой резьбой кресло-трон, жестом удалила мамок, у ее ног разместилась только карлица, и обратилась к Ногтеву:

— Говори, боярин, волю государя.

— Государыня наша Анастасия Романовна, — поклонился ей Ногтев. — Выполняя твою волю, мы разыскали в монастыре двоюродного брата Ивана Ивановича Рязанского, в миру Игнатия. Этот самый Игнатий говорит, что будто узнал племянника, а племянник ничего не помнит. Теперь же они постоянно находятся при дворце, а тут всякие люди бывают... И вот по Москве поползли разные слухи... — Ногтев понизил голос: — Об этом стало известно государю...