Этот неспокойный Кривцов

от Кривцов! Нет ли для него иной вакансии?

Тула не стала удерживать Кривцова в своих пылких объятиях, провожая "поезд" губернатора насмешками и презрением. Теперь Кривцов ехал губернатором в Воронеж, в указе же было сказано, что он переводится "для поправления губернии", из чего можно сделать вывод, что Тульскую губернию он уже "поправил". Теперь дело за Воронежем, который ждет, не дождется нового владыку. "Сделай милость - усмирись!" - заклинал его письменно князь Петр Вяземский, поэт и приятель Пушкина.

Невольно вспоминаются строки Дениса Давыдова:

А глядишь - наш Мирабо

Старого Гаврило

За измятое жабо

Хлещет в ус и в рыло.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Настал 1825 год, слишком памятный для Кривцова.

Его родной брат Сергей - декабрист и сослан в Сибирь, брат жены Федор Вадковский - тоже декабрист и тоже был сослан, наконец, его фаворитка Лиза Горсткина - родственница декабриста Горсткина, тоже сосланного. Но сам Николай Иванович был весьма далек от событий в Петербурге, делая карьеру в Воронеже, и никак не думал, что год восстания декабристов в столице станет для него годом "революции" воронежских чиновников.

Приехал он в Воронеж, имея самые благие намерения, занял губернаторский дом, который и обставил с комфортом. Он был в расцвете сил, высокий и представительный: имел большой лоб, коротко стриг волосы, носил очки в золотой оправе, отличался красноречием и обладал ловкостью в движениях так, что немногие знали о его протезе. Спору нет, Кривцов был намного умнее и образованнее своих чиновников, явно презирая их, а они, в свою очередь, не выносили его барского тона, глумились над его бескорыстием, исподтишка гадили ему, сочиняя доносы.

Между тем жители Воронежа благословляли губернатора: воронежский старожил Дмитрий Рябинин в 1874 году вспоминал: "Кривцов, не беспокоя их лишними налогами, вымостил улицы и разбил бульвары, выкопал колодцы, чтобы жители не таскали воду из реки ведрами, обставил город добротными зданиями". "Дело", погубившее его, возникло из пустяка. Тяжба некоего Захарова много лет тянулась в Сенате, наконец решилась в пользу истца, и Николай Иванович, довольный таким исходом дела, подписал бумагу в пользу Захарова. Но чиновники, оказывается, изменили в бумаге текст, написав противоположное, а Кривцов подмахнул бумагу, даже не вникнув в нее. Когда же подлог обнаружился, он в гневе вскочил в канцелярию губернаторского правления - с угрозами:

- Все у меня в Сибирь по этапу потащитесь. Воры! Кто подложил мне решение Сената в пользу Захарова? Ты?

Перед ним стоял заслуженный советник Кандауров.

- Мошенник! - И отвесил ему звучную оплеуху.

Вы думаете - Кандауров обиделся или заплакал? Ничуть не бывало! Опытная канцелярская крыса знала, что надо делать в таких случаях. Кандауров обернулся к секретарю правления:

- Будьте свидетелем! И занесите в журнал, что наш губернатор, пребывая в состоянии умоисступления, оскорбил меня рукотворным действием. Поставьте дату