Проклятие Баальбека

Бейбарс согласился поменять веру. Впрочем, у него не было другого выбора. Кутуз привел к нему муллу, и каждый вечер они уходили к зеркальному пруду, где тот читал Бейбарсу суры из корана. У него была хорошая память. И скоро он знал наизусть десятки наставлений пророка.

Однажды к Бейбарсу привели высокую и стройную гречанку с удивительно белой кожей. До этой встречи он еще не знал женщин, и сначала обращался с наложницей грубо и неумело, однако потом стал понимать ее желания и не отпускал девушку до самого утра. Ему захотелось, чтобы она пришла к нему и в следующую субботу. Но вместо нее прислали нумидийку. Она была черна, как дочь Иблиса и неутомима в любви. А потом он познал кареглазую хорезмийку и застенчивую персиянку, которая боялась посмотреть ему в глаза…

Бейбарс быстро охладел к наложницам. Он сказал об этом Кутузу, и тот, изменившись в лице, произнес шепотом:

— Мы не вправе пренебрегать милостью султана. Если ты откажешься от наложницы, тебя отправят в каменоломню.

Бейбарсу стало грустно. Вдруг до боли в груди ему захотелось снова оказаться в родной степи. Он мысленно увидел могучего орла, степенно и гордо восседающего на остроглавом кургане, каменное изваяние и косяки длинногривых лошадей…

— Мы должны терпеть и ждать, когда придет наше время, — сказал Кутуз. — Скоро мамлюкская сабля распространит свет истинной веры по всему миру, и горе тому, кто встанет на нашем пути.

— Слышал ли ты что-нибудь о моем отце? — неожиданно спросил Бейбарс.

Кутуз внимательно посмотрел на него, ответил:

— После резни на Калке мы ушли к уграм. Степи их были широки и привольны. Мы радовались, что обрели здесь покой. Стада наши увеличивались с каждым годом.

Кутуз замолчал, как бы собираясь с мыслями, продолжил немного погодя:

— Монголы налетели, как ураган. Они проникли в степи угров через «урусские ворота» в горах. Король Белла разослал во все концы страны гонцов с окровавленными саблями. И скоро в его столице собралось великое воинство. Здесь были угры и хорваты, черные булгары и кыпчаки.

Каждое слово давалось Кутузу с трудом. По всему чувствовалось, что он тяжело переживает случившееся.

— Напрасно хан Котян умолял короля не выходить из города, — промолвил Кутуз и закрыл глаза. — Глупые атабеки угров убили его. Монголы смеялись над нами. Мы сгрудились на тесной равнине и были совершенно беззащитны. Из семидесяти тысяч войска на поле боя полегло шестьдесят. Хан Бачман храбро сражался и погиб. Лишь с несколькими гулямами я ушел в Рум, а оттуда морем добрался до Египта.

— Я благодарю тебя, атабек, что ты сказал мне правду, — задумчиво произнес Бейбарс, и Кутуз обнял его:

— Аллах милосерден и всемогущ. Скоро мы обретем великую силу и освободим мир от слуг Иблиса…

ВЕТВЬ СЕДЬМАЯ

«Аллах милосерден и всемогущ. Скоро мы обретем великую силу, и освободим мир от слуг Иблиса…»

Клятва мамлюков достигла и лесистых отрогов карпатских гор, откуда спускались в долину грозные монгольские тумэны.

Китбуга увидел на камнях мертвого кречета и подумал, что скоро смерть соберет в здешних местах богатый урожай.

На небе тоже шла большая война. Демон Шара-Хасар и злые шумнусы задумали проглотить солнце.

Мудрая бабка Манзан-Гурмэ, что с рождения мира держит чашу добра и зла, попросила небожителей и тэнгри найти славного Бухэ-Бэлигтэ.

Шара-Хасар убивал всякого, кто встречался ему на пути. Напрасно прекрасная Наран-Гохон, дочь солнца и жена первого багатура восточных небожителей, звала Бухэ-Бэлигтэ на помощь. Он был далеко отсюда. И тогда Наран-Гохон обернулась жаворонком, и, перелетев через вечное море Манзан, нашла своего мужа в цветущей долине Морэн. Она сказала ему, что злые шумнусы раззоряют их ханство.

Бухэ-Бэлигтэ вскочил на коня и помчался навстречу асурам. Когда багатур скрылся между облаками, Наран-Гохон опустилась на колени и горько заплакала. Она знала, что Бухэ-Бэлигтэ низвергнет Шара-Хасара с небес, но и сам будет смертельно ранен в этом бою…

На рассвете призывно заиграли боевые трубы, и тысячи ляхов с развернутыми знаменами пошли в атаку. Они наступали весело и беспечно, совсем не заботясь о флангах.

Китбуга дал им возможность переправиться через бурливую реку, а потом бросил навстречу асов Вихря. Они осыпали ляхов тучами стрел и сошлись с рыцарями в рукопашной. Завязалась бешеная круговерть битвы.

Асы сражались отчаянно. Сбитые с коней, они продолжали драться пешими, с одними ножами и сулицами, бросаясь на тяжелых латников.

Ляхи уже праздновали победу, когда у них в тылу появились нукеры из хошунов Халхи, Чахара, Ордоса, Тушэта и Джарута. Среди них был и его сын Архай.

Он служил под началом Доная, и Китбуга просил бека, чтобы тот присматривал в бою за молодым нукером.

Ляхи не выдержали удара и стали сдаваться в плен, но монголы не знали пощады, и скоро вода в реке покраснела от крови, и вышла из берегов.

После боя Китбуга позвал к себе Вихря. Тот был в рваном чекмене, сквозь который просвечивало худое жилистое тело, и лихо заломленном набекрень малгае.

Китбуга поблагодарил его и отправил на соединение с царевичем Бандаром.

Утром тумань собрал на совет всех беков и нойонов. Пришли могучий Донай, славный Магнай-багатур, неутомимый и яростный в бою Сэцэн-бокэ и мудрый Эрхэг из степного Тушэта. Все они прославили свое имя в многочисленных битвах.

Китбуга сказал, что немецкий король Генрих Благочестивый собрал против них лучших рыцарей вечерних стран. Скоро они будут здесь. У них есть два пути: либо отступить к урусам, либо завязать бой и вывести рыцарей прямо на орду Бандара. Он просил нойонов и беков хорошо подумать, прежде чем принять решение. Кони устали, а тумэн отягощен добычей.

— Каждый из рыцарей дерется только за себя, — произнес Донай. — Надо отправить обоз и раненых к Бандару, а самим напасть на Генриха.

— Мы утомим их преследованием, — поддержал его Сэцэн-бокэ. — А потом повернем коней и вместе с Бандаром раздавим так же, как великий Бату раздавил угров и кыпчу короля Беллы.

Монголы еще не знали поражений и свято верили, что гибель в бою дарует им вечную жизнь в Деважане.

После совета Китбуга заглянул к Донаю. Он застал друга молящимся и осторожно, боясь потревожить его, опустился на край белой кошмы и поджал под себя ноги.

Когда Донай закончил, тумань сказал:

— Твои сотни пойдут первыми. Я не хочу, чтобы рыцари сразу смяли твоих воинов. На них много железа. Завяжи бой и отходи.

— Хорошо, — кивнул Донай, устраиваясь напротив Китбуги. Произнес немного погодя: — Одноглазый Субудэй всегда берег молодых нукеров.

Ночью они услышали топот многих тысяч коней и изготовились к бою, но скоро юртаджи донесли, что это царевич Бандар привел к ним свои победоносные тумэны. Хвала великому Бату, он достоин славы грозного потрясателя Вселенной!..

Битва еще не началась, а участь Генриха Благочестивого и его многочисленного доблестного войска была уже предрешена.

Рыцари построились в несколько линий и стали медленно двигаться вперед. И тотчас им навстречу вылетела свирепая монгольская лава, осыпала тучами стрел и дротиков, а потом, слегка подавшись назад, выгнулась полумесяцем и зажала лучшую конницу Европы в смертельные тиски.

Напрасно доблестные герцоги и бароны пытались вырваться из окружения. Монголы были повсюду. Длинными пиками с железными крючьями они стаскивали рыцарей с коней, набрасывали на них арканы и безжалостно волокли по земле.

Архай прославился в этой битве. Он взял в плен бургундского графа, и сам царевич Бандар похвалил его.

Китбуга думал, что теперь они повернут коней к последнему морю, о чем написано в книге судеб, но великий Бату приказал им возвращаться в родные степи. Тогда он еще не знал, что в Каракоруме на престол каана взошел Гуюк — злейший враг Бату…

Путь домой занял долгих четыре года. В безводных кыпчакских степях Китбуга потерял едва ли не треть своего тумэна. Они съели всех быков, верблюдов и запасных лошадей. Когда впереди показались заснеженные вершины Хэнтэя, Китбуга остановил тумэн и принес Создателю бескровную жертву.