Ольга, княгиня зимних волков

Завидев ее издалека, Альдин-Ингвар медленно двинулся ей навстречу. Он еще не знал, что скажет ей. И даже что сделает. Уезжая из Киева после разговора с Эльгой, он рассчитывал, что ему поручено лишь заварить кашу, а расхлебывать ее будет Ингвар-старший. Но вышло так, что киевляне с ложками были за тридевять земель, а он уже выполнил поручение своего киевского родича и очутился перед полным котлом. Он расправился с соперником и добыл невесту, за которой его посылали. Но… отвезти дочь Сверкера в Киев? Именно этого Эльга стремилась избежать, да и сам он считал это неразумным. Но не брать же ее себе, в самом-то деле!

До женщины оставалось несколько шагов, а он не мог подобрать ни одного слова. Наверное, было бы проще, если бы он не знал ее раньше. Но Ведома и ее мать были добры к нему весной…

Знал раньше?

Альдин-Ингвар вдруг охнул, шагнул вперед и резким движением поднял подбородок потупившейся женщины. По толпе пролетел возмущенный крик.

– Ты кто? – сипло выдохнул Альдин-Ингвар и бросил быстрый взгляд на Гудю. – Ты кого мне привел, йотуна мать? Я тебя за княгиней посылал!

– Это княгиня! – растерянно, с обидой отозвался Гудя. – Чего, не нравится?

– Какая, йотуна мать, княгиня?

– Молчи! – Женщина протянула к нему сложенные ладони. – Я – жена его, Зо… Зоряна. Молчи, прошу тебя! Что хочешь делай со мной, только молчи! Не срами мертвого…

Она с трудом владела собой, у нее тряслись губы, ее била дрожь. Видно было, что она не плачет лишь от сильного потрясения – поначалу оно запирает слезы. А заодно и не дает дышать.

– Постой… – Альдин-Ингвар вгляделся ей в лицо. – Да я же тебя вроде видел…

– Видел, княже, видел! – Женщина быстро закивала. – У нас там… в Свинческе. Я там была, у… у княжны… Ведоми…лы.

– Но где княжна?

– Не зна…ю.

Взгляд поддельной княгини шарил по сторонам, она невольно дергала головой в ту сторону, где лежало тело Зоряна. Она больше не могла думать о чем-то другом.

От растерянности Альдин-Ингвар не сообразил, что еще сказать, и она отошла к телу. Постояла над ним, потом рухнула – молча. Обхватила изо всех сил стынущее тело, не боясь замараться в липкой крови, издала сдавленный звук, будто поперхнулась. Она хотела закричать, но не могла. Небо обрушилось и всей тяжестью лежало у нее на плечах, не давая вздохнуть.

Опираясь на копье, Альдин-Ингвар прихромал в княжью избу. Там ему промыли рану, наложили примочки с отварами трав, потом Тормод Гнездо взял иглу и шелковую нитку и стал шить.

Тело Зоряна перенесли в город, уложили в бане и предоставили заботам вдовы и прочих баб, а дружина победителя заняла его жилище. Гудя и Сорога взялись позаботиться, чтобы все шло тихо, к Тородду в Волховец спешно послали гонца с новостями.

Чуть не вся волость собралась к Зорин-городку, но внутрь почти никого не пускали. Только старейшин – они должны были засвидетельствовать, что князь действительно мертв. Тело, уже обмытое и одетое в нарядный красный кафтан, лежало в бане, рядом сидела юная вдова в вывороченной наизнанку одежде – «печальной сряды» она не успела приготовить. Старейшины, приходившие взглянуть на мертвого князя, на нее косились странно. Уже прошел слух, что княгиня «не настоящая», хотя в чем толком дело, никто пока не знал. Люди поняли, что Альдин-Ингвар не признал в Зоряновой вдове Сверкерову дочь, и слух о «русалке» обрел новую жизнь. Только теперь бабы запричитали, вспоминая сказания, в которых парень, женившийся на русалке, оказывался не жилец. Многие смотрели на «русалку» с неприкрытой злобой, виня ее в смерти князя; если бы не варяжские дружины, Нежанке пришлось бы плохо.

А победитель последними словами ругал хитроумного Сверкера, который перехитрил не только половину Пути серебра, но и самого себя.

– Обманула нас голядка! – воскликнул Тормод Гнездо, убедившись, что глаза его не подвели и в женах у Зоряна жила вовсе не та девушка, которую они рассчитывали здесь найти. – Вот, троллиха проклятая!

– Это что же получается – Зорян ни в чем не виноват? – заметил Добровой. – Если он не брал Сверкерову дочь, стало быть, за что его…

– Ты говоришь, она челядинка княжья! – подхватил Мирята. – А челядинок ему Ингвар брать не запрещал.

На лицах ладожской дружины отражалась растерянность. По дороге сюда ладожане готовились к битве, зная, что их вождь обязан покарать за обиду своего старшего родича. На месте оказалось, что обиды-то не было. Но выяснилось это слишком поздно.

– Помолчите! – хмурясь, прикрикнул Альдин-Ингвар. – Не путайте меня! Ну, обманула бы нас голядка. Но Сверкера она тоже обманула? И Зоряна? Почему Зорян от меня жену прятал, если она вовсе не Сверкерова дочь? Если она челядинка, почему боялся мне ее показать? Она же сказала – он не знал. До вчерашнего дня Зорян сам думал, что женат на Сверкеровой дочери.

– Уж не думает ли Сверкер, будто его дочь у Зоряна в женах живет? – хмыкнул Хранята.

Все загомонили.

– Он же клялся, будто не знает, где его дочь! – закричал Тормод. – Уж не правду ли сказал, хрен хитромордый?

Дружина засмеялась, а Альдин-Ингвар выразительно посмотрел на бывшего воспитателя:

– Как бы ты не оказался прав, мой мудрый друг!

– Я одного не уразумею – настоящая-то Сверкерова дочь где? – спросил Добробой.

– Хотел бы я это знать! – Прояснившийся лицом Альдин-Ингвар снова нахмурился.

– Если девка домой с Купалий не воротилась, стало быть… – начал Хранимир.

– Что? – Альдин-Ингвар выжидающе посмотрел на него.

– То, что у Сверкера и правда зять завелся. Но кто он такой – похоже, даже сам Сверкер не ведает!

После поединка и всех этих открытий у Альдин-Ингвара гудела голова. И только поздно вечером, улегшись наконец спать, он сообразил, чего же все-таки добился. Племенное княжение зоричей кончилось, на пути к объединению южных и северных владений Ингвара киевского стало еще одним препятствием меньше. И этим дядя полностью обязан ему. Между тем Сверкер таки дал повод Ингвару счесть себя оскорбленным, что тому и требовалось. Но невесты нет, и доставить ее в Киев невозможно. Тем выполнена воля Эльги, хотя это Альдин-Ингвар не мог зачислить себе в заслуги.

На ближайшее время вполне достаточно. И теперь он имеет полное право, отослав в Киев гонцов с новостями, вернуться домой и позаботиться о собственных делах.

– Княже! Там на причале варяг один, с Ловати приехал. Говорит, девку нашу привез.

В ответ раздался глухой стук – княгиня Гостислава уронила кринку на земляной пол гридницы.

– К-какую девку? – в один голос воскликнули она и Сверкер.

Смолянский князь только что сел за ужин и поднял первую чашу за богов и предков. За столами с двух сторон сидели его хирдманы и торговые гости, оказавшиеся сегодня в Свинческе. Еду уже подали, но все перестали жевать и уставились на князя. Даже приезжие знали, что не так давно у Сверкера бесследно пропала дочь-невеста.

– Сказал, какую украли у вас, – пояснил хмурый мужик, присланный с причала.

– Ты ее видел? – Сверкер даже привстал из-за стола.

– Видел мельком. Вроде с вашего двора девка.

Сверкер переглянулся с женой. У обоих были вытянутые лица. С Ловати? Уже два месяца они думали, что на Ловати живет их старшая дочь. Оба ждали вестей, особенно с тех пор как в том направлении уехал Ингвар ладожский. Но поверить, что об их дочери, смолянской княжне, кто-то может говорить вот так!

– Я… – Сверкер невольно шагнул вперед, будто хотел бежать на причал, но сообразил, что это никак невместно. – Что за варяг? Ведите сюда.

Он снова сел и постарался принять невозмутимый вид. Но даже не знал, как держаться, потому что совершенно не понимал, о чем и о ком идет речь.

Гостислава тоже лишь усилием воли удержалась на месте. В мыслях билось: воротилась Ведома! Княгиня не понимала, что означает это возвращение, не знала, как это вышло, но стремилась поскорее увидеть дочь. Все это время она была сама не своя. Княжьи дочери убегом замуж не выходят, и Гостислава была уверена, что хитроумие мужа доведет всех до беды.