Братья

Михаил ходил по краю мира, который привык считать своим. Здесь было иначе. Даже сейчас в разгар зимы, когда пронизывающий ветер с моря загонял людей в дома, когда дым домашних жаровен смешивался с чадным запахом горелого навоза и острым воздухом гниения, отбросов и нечистот, город все равно жил, был шумен, многолюден, жесток, равнодушен ко всему, кроме собственной выгоды и удовольствий. Едва вставало тусклое зимнее солнце, пробивалось неуверенно сквозь тяжелые облака, едва стихал холодный пронизывающий дождь, как набережные города заполнялись толпами орущих, расхваливающих на все лады товар торговцев. Бежали скороходы из императорского дворца, награждая ударами плети зазевавшихся прохожих. Неслись одна за другой раскрашенные коляски, запряженные лошадьми с султанами в пышных гривах, носильщики бегом тащили на плечах драгоценную ношу, почти не уступая в скорости лошадям, любопытный глаз сверкал из-за прикрытой занавеси. И вновь сползались нищие, увечные, выставляя напоказ свои язвы и раны, тянули руки, осыпая равнодушных проклятиями. Потом били барабаны, и в город входили войска, наряженные в островерхие варварские шапки, отороченные овечьим мехом. А потом небо вновь закрывали тяжелые тучи, шел снег вперемешку с холодным злым дождем, ветер хлестал по головам и спинам, тяжело шумело растревоженное непогодой море.

В дни, когда ненастье захватывало город, Михаил оставался в Гелате. Он бездумно проводил время на топчане, слезая с него раз в день, чтобы поесть в ближайшей харчевне. Однажды к нему зашел Уго. Он появлялся в этих местах изредка, приглядывал, чтобы люди не разбежались, не передрались до смерти, не спились. Теперь, когда все истратились до копейки, зависимость от Уго стала полной. Моряки проклинали его за глаза, но становились тихими и покорными при его виде. Каждому он знал цену и каждого умел держать в руках. Ненависть, которую он легко угадывал в глазах, его раззадоривала и веселила. Он умел обращаться с каждым и получать, что хотел. Сейчас Уго сидел перед Михаилом. Тяжелое лицо с набрякшими веками, казалось, было вырезано из камня. Он обвел взглядом убогую комнату. Старый плащ, кувшин для умывания, пустой стол с крошками хлеба.

— Я вижу, ты не пьянствуешь, как другие. — Уго полез в карман. — Если не хочешь пить со всеми, может быть, выпьешь со мной. — Уго наполнил кружку и протянул Михаилу. — Выпей. Или погоди. Я выпью сам, иначе подумаешь, что вино плохое.

— Вино было крепким и сладким. По телу Михаила прошла горячая волна.

— Лучшее критское вино. — Удовлетворенно сказал Уго. — Такого не найдешь ни в одном здешнем кабаке. Для него нужны хорошие деньги. — Михаил молчал, и Уго продолжал. — И не только вино. — Он обвел рукой пространство убогой комнаты. — Нужно уметь заработать. Хочешь еще? Вижу, хочешь. Об этом и разговор. Я могу предложить тебе дело. Сделаешь и не будешь нуждаться.

— Говори.

— Тебя, наверно, предупредили, опасаться меня. Так вот. Я даю заработать, но не плачу зря. Тот, кто хорошо служит мне, не горюет.

— Какая работа?

— Мне нужно, чтобы ты вышел в море.

— Но сейчас шторм.

— Именно потому. В открытое море из залива.

— Почему не ты сам?

— У меня есть деньги, у тебя нет. — Уго распахнул плащ, достал туго набитый кошель и положил на стол. — Здесь больше, чем твоя плата за месяц. Сделаешь, что нужно, получишь. Согласен?

Михаил кивнул.

— Завтра оденься тепло, ночью, когда прокричит стража, спустишься на берег. К старому кораблю. Знаешь это место?

— Знаю.

— Ты должен быть там в любую погоду. Понял? Я вижу, что понял. А теперь выпьем, чтобы мы остались довольны друг другом. И еще. Не вздумай никому болтать. Деньги получишь, когда сделаешь дело.

По ночам стража на башнях жгла костры и ровно в срок перекрикивалась между собой. Михаил дождался условного сигнала. Тучи густо закрыли небо. Падал мокрый снег. Михаил приучил глаза к темноте и шел уверенно. Впереди тускло мигнул огонь. Между камней он разглядел приплясывающую не волне лодку. — Вот твой напарник. — Сказал Уго. — Слушайте внимательно. Сначала пройдете вдоль берега, выйдете в море, обогнете вон тот мыс и вновь свернете к берегу. Там будет лодка, заберете с нее груз. И вернетесь сюда. Понятно? А теперь подождем.

Медлили, пока с другой стороны залива мелькнуло едва различимое пятнышко света. Потом еще раз.

— С ними не разговаривать. — Наставлял Уго. — А ты, — он показал Михаилу на напарника, — слушай его. Он знает, что делать. С Богом.

Камни были покрыты мокрым снегом, руки жгло холодом, черная вода ходила внизу. Напарник, лежа, подтащил лодку, показал садиться, устроился сам и ободряюще похлопал Михаила по плечу. Взялись за весла. Сначала выгребли чуть вперед, уходя от камней, потом развернулись и пошли вдоль берега. Напарник был человеком опытным и хорошо знал свою работу. Ход лодки приходилось подправлять, чтобы волна не ударила в борт. Гребли слаженно и почти не забирали воду. Трудно стало, когда оторвались от берегового прикрытия. Михаил был весь покрыт ледяной пеной. Снег шел густо, он почти не видел весел. Но слаженными усилиями, они упорно двигались вперед. По дуге миновали выступающий в море мыс и пошли вдоль него. Появился огонь, он мигал и гас с равномерными промежутками, кто-то на берегу прикрывал свет фонаря. Пора было причаливать. Вода тяжело скатывалась с весел. Страшно мерзли руки. Напарник направлял ход лодки, Михаил греб один. Пристали, на удивление, легко. Бухточка со всех сторон была укрыта скалами. Их ждали. Напарник сунул Михаилу ковш и знаком показал вычерпывать воду. Нужно было спешить. Едва освободились от воды, на дно лодки посыпались мешки. Когда погрузка была закончена, напарник протянул Михаилу плетеную бутыль. Михаил разглядел бородатое скалящееся лицо. Пил долго, чувствуя, как отогревается смерзшееся тело, пока напарник не оторвал от вина и показал на весла. Товар укрыли сверху, человек на берегу оттолкнул тяжело осевшую лодку и перекрестил. Теперь шли медленнее, будто с неохотой преодолевая пространство залива. Удерживать, чтобы не захлестнуло, груженую лодку было трудно. Михаил вымок насквозь, ледяные струи текли по спине, пальцы сводило судорога. Каждое движение отзывалось болью. Он действовал, как во сне, не ощущая собственных усилий. Еще и еще. Несколько раз напарник подбадривал его вином. Тот, наоборот, заметно повеселел и орал в полный голос, хоть слышно было с трудом. Силен был шум моря. Когда Михаил совсем обессилел, напарник растормошил и показал жестом — осталось немного. И Михаил, почти теряя сознание от изнеможения, кивнул в ответ. Самое трудное было позади, нужно дотерпеть. И оживая с глотком вина, вновь и вновь погружаясь в тьму и беспамятство, он пережил странное ощущение, будто море не под ним, но вокруг, сбоку, над головой, а сам он опускается на дно, застывая в ледяной стихии. Они прошли под темной неровной линией, отделявшей едва различимое небо от уходящей в гору Гелаты, под силуэтом башни с мерцающим огнем на верхушке, еще и еще, казалось, невыносимо, пока не увидели огонь, зовущий их к берегу. Уго дожидался со своими людьми. Они быстро перебросали мешки, напарник переговорил с Уго, по приятельски махнул Михаилу, сел на весла, и исчез в море. Уго протянул Михаилу туго набитый кошель. — Как договорились. Скажешь, если понравилась работа.

Когда Михаил очнулся, был день. Свет стыл на полу бледным пятном. Михаил пересчитал деньги. Их было достаточно, чтобы подобрать жилье получше и протянуть до весны. Но Михаил решил, он должен заработать еще. Раз, два, сколько нужно. С деньгами он будет свободен и больше не станет гнуть спину. Нельзя было отвернуться от нещедрой судьбы. Ждала опасность, тяжелый труд. Но мечтал он только о том, чтобы Уго нашел его. Хоть бы раз. А лучше два. И он станет свободным.

Уго привел молчаливого смуглого человека. — Пойдешь с ним. — Сказал он. — И будешь слушать. А деньги получишь от меня. Понял?

Ночью они вновь оказались на берегу. Спутник Михаила постоянно озирался и прислушивался, будто пытался различить в шуме волн посторонний звук. А напарник был прежний и встретил Михаила приветливо, как своего. На прощанье провожатый показал рукой на небо и сказал что-то по гречески, видно, предостерегал. Оба осенили себя крестом. Сегодня было спокойнее. От берега удалось отойти легко. Потом поднялся ветер, и море грозно зашевелилось. Ветер сорвал в небес завесу облаков. Встала луна. Вокруг, куда только доставал глаз, пенились гребешки волн. Вдали темнели линии берега. И все вокруг было залито мертвенным светом. Вода густо покрылась серебром, серебряные нити спадали с весел, серебряные брызги падали на лицо. Напарник хлопнул Михаила по плечу. Он что-то сказал, Михаил понял, опасается подходить к берегу. Луна старалась, стало светло, почти, как днем. Они осматривались, удерживая лодку посреди залива. Нужно было решать. И тут, словно по волшебству, тяжелая туча закрыла луну. Стало темно. Напарник тронул Михаила и покачал головой. Михаил понял — Идем? — И решительно кивнул в ответ. В лодке было полно воды, ноги насквозь промерзли. Наконец, подошли к берегу и теперь выгребали, осторожно осматриваясь, пока не мелькнул долгожданный сигнал. Свернули прямо на огонь. Впереди смутно угадывались городские стены. Рыбацкие хижины толпились возле самой воды. Небольшая пристань была сплошь погружена в кипящую пену. Они удерживали лодку возле самого берега, пытаясь разглядеть тень с манящим огнем. Потом пошли вперед и, едва успели коснуться причала, к ним бросились. Напарник успел оттолкнуть лодку, они схватились за весла, но волна предательски бросила на берег. Дерево тяжело ударило в борт, послышался треск весла, удар по голове свалил Михаила на дно лодки в ледяную воду.