Держава (том третий)
Держава (том третий) читать книгу онлайн
Третий том романа–эпопеи «Держава» начинается с событий 1905 года. Года Джека—Потрошителя, как, оговорившись, назвал его один из отмечающих новогодье помещиков. Но определение оказалось весьма реалистичным и полностью оправдалось.
9 января свершилось кровопролитие, вошедшее в историю как «кровавое воскресенье». По–прежнему продолжалась неудачная для России война, вызвавшая революционное брожение в армии и на флоте — вооружённое восстание моряков–черноморцев в Севастополе под руководством лейтенанта Шмидта. Декабрьское вооружённое восстание в Москве. Все эти события получили освещение в книге.
Набирал силу террор. В феврале эсерами был убит великий князь Сергей Александрович. Летом убили московского градоначальника графа П. П. Шувалова. В ноябре — бывшего военного министра генерал–адьютанта В. В. Сахарова. В декабре тамбовского вице–губернатора Н. Е.Богдановича.
Кровь… Кровь… Кровь…
Действительно пятый год оказался для страны годом Джека—Потрошителя.
В следующем году революционная волна пошла на убыль, а Россия встала на путь парламентаризма — весной 1906 года начала работать Первая государственная Дума, куда был избран профессор Георгий Акимович Рубанов. Его старший брат генерал Максим Акимович вышел в отставку из–за несогласия с заключением мирного договора с Японией. По его мнению японцы полностью выдохлись, а Россия только набрала силу и через несколько месяцев уверенно бы закончила войну победой.
В это же время в России начался бурный экономический подъём, в результате назначения на должность Председателя Совета министров П. А. Столыпина.
Так же бурно протекали жизненные перипетии младшей ветви Рубановых — Акима и Глеба. В романе показаны их армейские будни, охота в родовом поместье Рубановке и, конечно, любовь… Ольга и Натали… Две женщины… И два брата… Как сплелись их судьбы? Кто с кем остался? Читайте и узнаете.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Сынок, ты же об убитом человеке рассказываешь, — недовольно глянула на него мать.
— Люди гибли в Маньчжурии, а здесь дохнут бунтовщики, — потряс своим цинизмом женщин. — Я бы того мастерового орденом наградил… Жаль будет, если на каторгу отправят. Стотысячная толпа горланила «Марсельезу».
— Французы, тоже мне, — попытался вновь наполнить бокал Максим Акимович, но бдительная супруга, отобрав его, оставила лишь малюсенькую рюмочку.
— … Помянув еврейчика, — вызывающе глянул на женщин Аким, — в темноте уже вернувшиеся с кладбища дружинники стали палить из револьверов возле манежа, где отдыхали казаки.
— Казачки, думаю, не дураки тоже чего–нибудь отметить, — критично оглядел наполненную рюмку Рубанов–старший. — Эмансипе! — обозвал супругу, опрокинув в себя коньяк.
— Ясное дело. Выбежав, открыли ответный огонь. Все, кто шли с поминок — рассеялись… Почти все. Шесть человек влились в компанию Баумана, а ещё сотня стонала от ран.
— Аким! Ты же об убитых и раненых людях говоришь, — на этот раз не возмутилась, а ужаснулась Ирина Аркадьевна.
— Унутренние враги это, фельдфебель бы сказал, а не люди.
— Но ты же не фельдфебель, — изумлённо глянула на сына.
— А чего Трепов–то? — полностью поддерживал, особенно после Киева, точку зрения сына Максим Акимович. — Правильно казаки сделали, — буркнул жене.
— Дмитрий Фёдорович приказал расклеить на заборах приказ по войскам.
— Ловко! — по новой наполнил махонькую ёмкость отец, решив взять ежели не объёмом, так количеством. — Приказы войскам стали на заборах писать… Обычно там другие слова пишут…
— А теперь, вместо других слов: «Холостых залпов не давать и патронов не жалеть».
— Силён! — похвалил столичного генерал–губернатора Рубанов–старший.
— И умён! — поддержал отца сын. — Как известно, у стен есть уши…
— Шашкой их изрубить, — дабы что–то сказать, произнёс Глеб.
— По гвардии передаётся диалог генералов Трепова и Мосолова: «В своём ли ты уме? — поинтересовался Мосолов.
— Тот ещё жук! — булькнул в себя рюмочку Рубанов–старший, тут же её наполнив.
— … В ответ Трепов произнёс: «Да, в своём. И эта фраза вполне мною обдумана. Войск перестали бояться. Завтра же, вероятно, придётся стрелять. А до сих пор я крови не проливал. Единственный способ отвратить это несчастие и состоит в этой фразе».
— Действительно умён, — произнёс Максим Акимович, но выпить не успел, ибо рюмка была конфискована и выпита Ириной Аркадьевной.
— … Вот потому–то в этот день ни одного выстрела и не было, — но умозаключение расстроенный глава семейства пропустил мимо ушей. — А ещё митрополит Московский Владимир велел прочитать во всех московских церквях Слово: «Что же нам делать в эти тревожные дни?», вдохновив простой народ на борьбу с крамолой. В «Слове» шла речь о преступных замыслах составителей «Протоколов Сионских Мудрецов».
— Чего–о! — даже поперхнулся Глеб.
— Ты ещё молод, чтоб знать это. Да, папа'? Современные революционные события прямо увязывались с содержанием этих самых «Протоколов».
— Скандал в церковных кругах. Мы с Любочкой обсуждали сию тему, — поразила супруга Ирина Аркадьевна. — Либеральный митрополит Санкт—Петербургский Антоний осудил за это «Слово» митрополита Владимира.
Через день из газет Рубанов–старший узнал, что в отставку вышли восемь министров. Среди них обер–прокурор Синода Победоносцев и министр внутренних дел Булыгин. Трепова сместили с поста Петербургского генерал–губернатора на более скромную должность дворцового коменданта, ведающего личной безопасностью царской семьи.
«Витте либералов назначить решил, — переживал Максим Акимович. — И, как всегда в последнее время, поставил государя в двойственное и затруднительное положение».
Но 25 октября он забыл о политике, о Витте и даже об императоре. В этот день у него родился ВНУК.
«Вот оно, счастье, — умилённо глядел на орущий комочек мяса. — Неужели это маленькое чудо когда–нибудь офицером станет?» — испытывал блаженство от вида своего внука:
— Через сорок дней или чуть позже, крестить поедем… А пока пусть растёт, — отдал команду.
— Распорядился дедушка… А мы и без приказа расти станем, — агукала с малышом Ирина Аркадьевна, млея от счастья.
Потом вместе со второй бабушкой, Ольгиной матерью, перебирали чепчики и купленную впрок и на вырост детскую одежду.
— А чего это у вас, дамы, матроски вульгарные преобладают?..
— А не доломаны гусарские… И лошадь в детской не стоит? — переглянувшись с кумой, засмеялась Ирина Аркадьевна.
— Точно! Деревянную лошадку следует купить, — осенило Максима Акимовича. — Благодарю за подсказку.
— В натуральную величину, — уточнила развеселившаяся супруга.
Аким к этому розовому орущему созданию отцовских чувств пока не испытывал, а готовился отмечать рождение сына в офицерском собрании.
Хрусталь офицеры сушили весьма активно. Поздравления на Акима сыпались со всех сторон.
Затем вызванные солдаты–песенники, поднеся молодому отцу бокал водки, под марш Павловского полка подняли его в положении «смирно» над головами.
Под потолком он «махнул» бокал пшеничной и до конца выслушал марш.
По разумению полковника Ряснянского как–то без огонька и вяло.
— Отставить! — рявкнул он. — Павловцы — кругом молодцы. Что на войне, что в тылу. И дети у них родятся в два раза быстрее, чем обыкновенные, и даже, чем у гусаров. Так выпьем, господа, чтоб и полковником новорождённый стал в два раза быстрее положенного. Ур–ра!
Аким наверху, с трудом удерживая равновесие, под туш оркестра жахнул ещё один бокал, на этот раз шампанского.
После, как водится, пить стали за всё. Даже за сапожную ваксу.
Рубанов–старший в начале ноября, по просьбе барона Фредерикса, поехал в Царское Село.
— Максим Акимович, как я рад вас видеть, — жал ему руку и даже похлопал по плечу министр Двора. — Венценосная семья, узнав о рождении вашего внука, передала подарок, — достал маленькую бархатную коробочку. — Вот этот золотой крестик на цепочке.
Рубанов, вытащив крестик, прикоснулся к нему губами.
— Сделайте одолжение, передайте Их Величествам мою искреннюю благодарность.
— Непременно. Государь завизировал вашу отставку, пожаловав чином генерала от кавалерии. Ну и, разумеется, соответствующим пенсионом. А сейчас, ваше высокопревосходительство, пойдёмте в мои апартаменты, и выпьем шампанского за здоровье новорождённого. Как все догадались — Максима Акимовича Второго. После вашей, произошло море отставок… И не у всех таких почётных… А девятым валом стало увольнение от всех должностей самого великого князя Владимира Александровича.
— Вот уж действительно неожиданное известие, — поразился Рубанов.
— Как здоровье государыни? — когда, сидя перед камином, угощались не шампанским, а коньяком, поинтересовался он.
— Нервничает и переживает, — понизил голос барон. — Из–за болезни цесаревича Алексея. Вы свой человек, вы знаете, — взахлёб делился сплетнями стареющий царедворец. — Поверьте, кроме вас и поговорить не с кем.
Наливали сами — прислугу из кабинета барон удалил:
— Слишком у них длинные языки… А новостей много. Императрица летом сего года приблизила к себе Анну Танееву. Да вы должны знать её. Дочка главноуправляющего Его Императорского Величества канцелярии Александра Сергеевича Танеева и Надежды Илларионовны Толстой. Праправнучки фельдмаршала Кутузова.
— Конечно, знаю. Особенно хорошо — её деда по матери, участника русско–турецкой войны генерал–лейтенанта Иллариона Толстого.
— В январе прошлого года она «получила шифр» и я, по просьбе… не помню уже чьей, назначил её фрейлиной, в обязанности которой входило дежурить на балах и выходах при императрице Александре Фёдоровне. Вот тогда, видно, она и глянулась государыне. Всё лето они музицировали в четыре руки за роялем, чаще всего наигрывая «Лунную сонату», всегда умилявшую до слёз нежную душу императрицы… Да это бы ещё ладно, — не поленился подойти к двери и запереть её. — Первого ноября, во вторник, Николай принял у себя какого–то уродливого.., пардон, юродивого… За текущие три дня я всё о нём узнал. Трепов по моей просьбе расстарался. Некий Гришка Распутин. Крестьянин села Покровского, Тобольской губернии.