Держава (том второй)

— Новогодняя ночь тонет в цветах… Смотрите, какое чудо, — указала на купол из роз под потолком зала Зинаида Александровна.

— И ёлка — красавица! — захлопала в ладоши Натали.

«Как ребёнок радуется», — залюбовался девушкой Аким.

— С наступающим Новым годом, господа, — подошёл к ним мужчина во фраке. — У вас стол зарезервирован или кабинет?

— И не просто кабинет… А Пушкинский кабинет, — важно ответил Кусков, на что метрдотель понятливо поклонился.

Зинаида Александровна смешливо фыркнула, наблюдая за мужем и фрачным мужчиной.

— Прошу следовать за мной, господа, — повёл тот их мимо тесно стоящих столиков, за многими из которых уже вовсю встречали Новогодье. — Сегодня уплотнились… Очень много желающих встретить праздник у нас, — по пути объяснял он, обращаясь в основном к Кускову. — Двести столиков и двадцать два кабинета забиты до отказа… В вашем, Пушкинском, вы уж простите, будут отмечать праздник первогильдийные купцы с жёнами. В тесноте, как говорится, да в веселье и радости. А я — главный распорядитель ресторана, Натрускин… Если что–то не понравится, обращайтесь ко мне, — провёл их в просторный кабинет с лепным карнизом, на котором виднелись красочные изображения героев пушкинских сказок и поэм.

«Как у нас в казарме, только со своей спецификой», — уселся за стол Аким, с любопытством разглядывая бюст поэта в переднем углу, и мраморные страницы, на которых золотыми буквами сияли пушкинские строфы.

— Сразу видно, что владелец ресторана — большой поклонник поэта, — ни к кому конкретно не обращаясь, произнёс Аким, собираясь отодвинуть стул и усадить на него Натали, устроившись рядом с ней, но его опередил Глеб.

С другой стороны от неё бухнулся на стул подполковник Кусков.

Акиму пришлось расположиться рядом с Зинаидой Александровной.

К столу лёгким галопом прискакал другой метрдотель, чином помладше, с двумя официантами по бокам.

— Они примут ваш заказ, господа, — ловким бегемотом упорхнул из помещения Натрускин.

— Что господа желают? — напополам склонился метрдотель, держа в одной руке блокнот, в другой карандаш, а официанты разложили красочные карты меню.

— Так, так, так, замечательно, сейчас сочиним меню — просмотрел карту Кусков.

Аким с Глебом глядели не в меню, а на Натали.

— Во–первых, водки, коньяка и шампанского, — только и успел высказать свою точку зрения на новогодний ужин Дмитрий Николаевич, как его супруга взяла власть в свои нежные руки:

— Будьте добры, запишите севрюжку барон. Затем судак бордолез.

— Куда лез? — спросил у старшего брата младший.

— В бордо. Вино такое французское или городишко, — развеселили Натали.

— На жаркое утку и по рябчику. Соленья не забудьте. Потом парфэ кофейное и суфле новрежен.

— А мне ростбиф с соусом тартар, — успел вставить подполковник.

— Пирожные, — высказала своё девичье мнение Натали.

— Нам с корнетом тоже по ростбифу, — дабы не подумали, что немой, негромко произнёс Аким.

— Нормальная русская кухня без французских прикрас, — произнесла Зинаида Александровна. — Ну и всякую закуску: икорку чёрную и красную, окорока, колбасы, сыр.., — и тут под предводительством Натрускина в кабинет ввалились первогильдийные купцы с супругами, сходу плюхнувшись за соседний стол.

— Здрасте всем господам–соседям, — произнёс необъятных размеров детина с такой же буйно–необъятной бородищей.

— Всех мамзелей с наступающим Новым годом, — поклонился Зинаиде Александровне с Натали его приятель с аккуратной бородкой и вполне приличного европейского вида.

«Делают вид, что они ближе нас к простому народу, — улыбнулся Кусков. — Ну–ну».

Супруги их пошевелили пальцами, чтоб соседские бабы оценили блеск бриллиантов.

— Что будете заказывать, ваши степенства? — в позе вопросительного знака обратился к купцам метрдотель, когда Натрускин ушёл.

— Тихо! — рыкнул на приятеля бородатый толстяк. — Я угощаю… Перво–наперво, напитки: водку, коньяк, шампанское…

Зинаида Александровна с улыбкой глянула на супруга.

Все внимательно слушали, что закажет их степенство.

— Почки по–русски, — стал загибать пальцы купец. — И не тычь мне в морду своей менюшкой. Сам знаю, что моему организму надоть, — сделал выговор официанту. — Бефстроганы с картофелем «Пушкин». Заливную белугу. Икры чёрной большую вазу. И головку телячью. Солонина с хреном в хозяйстве не помешает. Ну и расстегаев. Пирогов разных… А пока всё это ждём — колбас, сыров и окорок тащите. Про соленья у меня не забудьте, — рявкнул напоследок и, тяжело поднявшись, направился к бюсту Александра Сергеевича.

Его товарищ встал и двинулся следом, по пути поинтересовавшись у метрдотеля:

— Во сколько же, интересно, обошлись розы владельцу ресторана?

— Сумму сказать не могу, ибо коммерческая тайна. Но цветы господин Судаков заказал в Ницце. Сто тысяч бутонов. Целый вагон привезли.

— Передай господину Судакову, — протянул визитку с банкнотой метрдотелю, что я цветы достану дешевле. И вот ещё что, голубчик. Запиши — подать филе нике с крокетами и пом демеранш, — глянул на Зинаиду Александровну — знай, мол, наших, не одну свинину с хреном употребляем…

— Зиночка, он в тебя влюбился, — зашептал супруге развеселившийся офицер. — Или как там по ихнему.., втюрился, — развеселил жену.

Остановившись перед бюстом и раскачиваясь с носков на пятки, купчина медленно развязал галстук и не торопясь повязал на мраморную шею.

— Это кто же такой будет? — вопросил у приятеля.

— Как кто? — опешил тот. Это же сам Пушкин…

— Это в честь кого картошку назвали? — понятливо покивал огромной башкой.

— Нет, это тот самый, что на Тверском бульваре стоит.

— Точно, — сгрёб в охапку бороду первогильдиец. — А я думаю, где же его видел?.. А он тут в каких смыслах? — скрестил лапищи на необъятном животе.

— Как в каких? Гуливал здесь часто, вот и поставили для памяти, — словно ребёнку, терпеливо объяснял товарищу ситуацию с мраморной головой интеллигентный купчик.

Все без исключения присутствующие с интересом вслушивались в диалог.

— Ах, чтоб тебя… во дела, — опять схватился за бороду купчина. — Может, и нас когда поставят? — размечтался он.

Братья Рубановы переглянулись.

Натали прикрыла рот платочком.

Зинаида Александровна — ладошкой.

А Кусков с любопытством поинтересовался:

— Это за какие же заслуги?

— Поди, ваша благородия, не реже господина Пушкина по ресторанам ходим… А уж денег столько оставляем, что ему и не снилось, — повернулся спиной к сурово глянувшей на него супруге.

— Ирод! — громко произнесла она. — А мне божишься, что к Титу Панкратычу по делам ездишь.

— Цыц, курица, — возмутился бородач. — Не срамись перед народом, — отошёл от бюста к зеркалу на стене. — Мне не больно и надо тут стоять… Не жалаю, чтоб на меня кажинный боров галстук повязывал… Гликось, — метнулась в сторону его мысль, — скока зеркал и все исписаны.., — принялся чуть не по слогам читать надписи: «Маша, ангел, как не стыдно сердце взять и не отдать», — неожиданно для себя прослезился и, достав из кармана пиджака необъятный цветастый платок, вытер глаза, а затем смачно высморкался.

— Прямо в знамя московской биржи, — произнёс Аким, рассмешив компанию.

«Был здесь и прокутил 500 рублей», — убрал в карман платок бородатый и загоготал:

— Я вот нонче тыщу прокучу и запишу рядом с помощью бриллианта… Нет. Рядом не стану, — передумал он. — Рядом надпись: «Васька жулик…»» — А меня как раз Василием и нарекли тятька с матушкой…

— Как раз про тебя и написали, — засмеялась его супруга.

— Нехорошо ты смеёшься, Клава, — сделал ей замечание бородач: «Я был здесь пьяный!», — хмыкнул, прочтя следующую надпись.

— Ну, всё про тебя Пушкин записал, — захлебнулась смехом купчиха.

Через секунду её поддержала приятельница.

В большом зале заиграл оркестр, и в этот миг в кабинет длинной вереницей вошли официанты с фарфоровыми блюдами и подносами.