Предтеча

ен.

А Одесса оставалась прежней. Зимой было холодно и слякотно, мокрый снег сменялся дождем, город отсыревал не хуже северного Петербурга. Летом солнце раскаляло немощеные улицы, клубы ядовитой пыли носились между домов, свет резал глаза, жара терзала больную грудь. А ведь многие иногородние профессора приехали сюда потому, что сильно скудались здоровьем и поверили рассказам врачей об итальянском климате города.

Быть может, если в городе насадить сады и вымостить улицы, он и стал бы пригоден для житья, но в теперешнем виде жить в Одессе было положительно невозможно. Соколова изматывал непрестанный кашель, в груди клокотала тягучая со сгустками крови мокрота, нервы раздражились до крайности. Особенно выводил из себя не смолкавший ни днем, ни ночью стон горлинок под крышами. Соколов стал зол, нетерпим и уже своей охотой ввязывался в факультетские распри.

И так было не с ним одним. Академик Билярский – не старый еще мужчина, страдавший как и Соколов грудным катаров, сгорел в несколько месяцев. Открылось кровохаркание у приятеля Соколова доцента Модестова и у недруга – Абашева. За пять лет четыре профессора сошли с ума. Так что не удивительно, что вскоре началось бегство из университета приезжих преподавателей.

Единственным петербуржцем, на кого губительный черноморский климат не оказывал действия, был Александр Андреевич Вериго. Он взял в свои руки управление лабораторией, занятия со студентами, число которых приближалось к сотне, хорошо и много работал сам. После защиты магистерской диссертации его, несмотря на сопротивление партии ректора, произвели в доценты. Еще через два года Александр Вериго получил диплом доктора наук.

Начался 1868 год. В январе в Петербурге состоялся первый съезд русских естествоиспытателей. Ни один из химиков Новороссийского университета на съезде не был. Соколов тяжело болел, Вериго, не утвержденный в звании, не сумел получить командировки, а профессор Абашев ехать не пожелал, поскольку был обижен на весь Петербург и особенно на Менделеева за разгромный отзыв о своей докторской диссертации. Он посылал диссертацию в Петербург из рассчета, что раз ее не принял Соколов, то Менделеев непременно похвалит. И вот ведь – сорвалось!

Так одесские химики оказались в стороне от величайшего события: образования Русского химического общества. Сбылась мечта Соколова, для исполнения которой он немало потрудился десять лет назад. Общество разом осуществило всю намечавшуюся когда-то программу: в заседаниях заслушивались ученые сообщения, обсуждались работы иностранных химиков и, главное, Общество начало издавать журнал. Вновь после девятилетнего перерыва, появился на свет специальный журнал на русском языке. Хотя и он слишком большим успехом не пользовался. По огромной империи с трудом расходилось восемьдесят экземпляров. Из всех провинциальных университетов подписались на него только два: Харьковский и Новороссийский.

Первые три книжки Соколов увидел в конце шестьдесят девятого года, когда вернулся из пятимесячной поездки