Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Как-то Эмма в шутку спросила Ричарда, почему она одна осталась незамужней и даже ни с кем не помолвленной, когда уже и младшую сестру просватали. На что Ричард ответил вполне серьезно:

— Ты самая красивая и самая даровитая из моих сестер, но и самая своенравная. Тебя я намерен попридержать, покуда не появится действительно хорошая партия — или серьезный вызов. Если не разболтаешь сестрам и не задерешь нос, тогда я открою, что ты принадлежишь к природным богатствам Нормандии, и отношение к тебе будет соответственное. А две другие квочки сойдут для Шартра и Ренна.

Эмма так удивилась, что не нашлась с ответом. Наверное, брат все-таки пошутил, несмотря на серьезный тон; иначе было бы просто неумно! Все сказанное, разумеется, очень лестно, но так вызывающе-опасно, что она не смела и думать посвящать сестер в эти откровения. Даже с Гуннор нельзя поделиться. С Гуннор, ее советчицей во всем — или почти во всем.

Покуда Эмма причесывалась и примеряла новую шляпу, она раздумывала, как ей одеться? Чтобы не слишком броско, но и выглядеть буднично тоже не хотелось, хоть она и уверяла себя, будто не собирается выряжаться для встречи с собственным братом. Но тон Роберта был настолько серьезен, что часть его серьезности передалась и ей. Неужто в самом деле речь идет о «хорошей партии» либо «вызове»? Или ее ожидает обыкновенная выволочка за немалые деньги, которых стоили казне брата разбитые ею яйца?

Ах да, она забыла предупредить казначея… Но это Роберт виноват — Роберт и Ричард. А может, и, правда, молва успела уже обогнать ее? Она поспешно выбрала янтарную подвеску, бросила последний взгляд в зеркало и решила, что готова к встрече. Хороша? Н-да, придется это признать. Разве что лоб слегка высоковат, а нос немного велик. У герцога уже дожидался архиепископ.

— А, вот, наконец, и ты!

Стройный элегантный герцог глядел на нее, чуть наморщив лоб. Кто бы сказал, что эти двое — родные братья?

— Я сожалею, что так задержалась, — улыбнулась Эмма, однако тревога в душе нарастала. — Просто я была на верховой прогулке и не ожидала, что мои услуги могут понадобиться столь срочно.

— Мм? А что ты скажешь, если мы отошлем тебя морем в Англию? Престол королевы в Винчестере освободился, а до короля Этельреда дошла слава о твоем уме и красоте. Хоть он еще не знает, как дорого ты обходишься казне, включая расход яиц…

Эмма покраснела. От матери-датчанки ей достался тот нежный цвет лица, что всегда выдает чувства, — единственное наследство, от которого она предпочла бы отказаться. Самое обидное, что покраснела-то она из-за яиц, а не из-за только что услышанной сногсшибательной новости!

— В Англию? — наивно переспросила она. — В такую даль?

— Как? Ты разве не знакома с сухопутными и морскими картами? Англия — это ближайшее к нам королевство, географически, разумеется. Французское мы во внимание не принимаем. Правя Нормандией, мы вынуждены так поступать из самосохранения. Французские короли ни о чем другом не мечтают, как — хотя бы через заключение брака — возвратить наше герцогство под свой скипетр.

Роберт некогда преподавал ей географию наряду с историей.

— Что же до происхождения, — продолжал Ричард наставительным тоном, — то род англосаксонских королей — древнейший в Европе, нечего даже и сравнивать с другими. В странах вроде Норвегии королей дают по тринадцати штук за дюжину. Германия, равно как и Франция, управляется династиями, у коих, возможно, великое будущее, но вот что до прошлого, то они совсем свеженькие. Добавь к тому же, что английский король — полновластный господин на всех землях южнее шотландской границы.

Эмма кротко внимала, как и подобает младшей сестре. Приходится признать, что с географией британских островов у нее не все гладко. В свое время надо было бы учиться прилежнее.

— Так, значит, «хорошая партия» — это английский король?

Роберт удивленно посмотрел на брата и сестру. Он подозревал, конечно, что Ричард и прежде говорил с Эммой, но уверен не был. Ричард отвечал с улыбкой:

— Можно, сказать и так, хотя…

Уловив, наконец, нотку сомнения в его голосе, она не преминула воспользоваться тем козырем, который сама получила от брата:

— Видимо, он в то же время — «серьезный вызов»?

Ричард поморщился, переглянулся с Робертом и начал:

— Королю Этельреду крайне необходимы лучшие советники, нежели те, что теперь его окружают. Наши беспокойные родичи с Севера снова решили, будто Англия для них — золотая жила, и король ничего с этим не может поделать. Он рассчитывает, что династический союз между Англией и Нормандией отобьет у них охоту собирать дань с английских побережий, как мы отбили у них вкус к разбою по эту сторону Канала. Надеюсь, король окажется прав. И надежда моя окрепнет, если он отыщет среди своего окружения место для парочки военных советников. По крайней мере, одного из них тебе предстоит взять с собой. Но король недоверчив и беспокоится за свое достоинство. Так что, негоже тыкать ему в нос предписания, как ему вести себя с противником. Нам нужно выжидать и быть осторожными. Самое главное, что тебе он, во всяком случае, доверяет.

Эмма недоумевала, какие могут быть у Ричарда политические интересы в Англии и в чем состоит «вызов». Но молчала, зная, что ей он ничего не откроет. Словно угадав мысли Эммы, в разговор вступил Роберт:

— Мы в Нормандии желаем того же, что и английский король — чтобы мир воцарился по обоим берегам Канала и чтобы ничто не угрожало прочности английского престола.

Она смиренно кивнула. Так говорил бы любой архиепископ, даже пытаясь свалить этот престол… А вслух произнесла:

— Вопрос не в том, хороша ли эта партия для короля Этельреда или для нормандского герцога. Я хотела бы знать, станет ли он хорошим мужем для меня? Насколько я понимаю, он вдовец и отнюдь не молод?

Между бровей Ричарда снова обозначилась морщинка.

— Король — мужчина в самом расцвете сил, — произнес герцог, цитируя винчестерского епископа. — Ему тридцать с небольшим. И судя по тому, что мне известно, он далеко не урод и женщинам не противен.

Стало быть, у него полно наложниц, и все это знают, подумала Эмма. Но — они есть у любого властителя. У ее собственного отца было четверо детей от наложниц; со всеми ними она дружила. Ведь он зачал их прежде, чем встретил Гуннор; впрочем, очевидно, есть парочка сводных братьев или сестер, о которых Эмме ничего не известно.

— Как звали ту, чьей преемницей мне предстоит стать в королевской спальне? Кстати говоря, вряд ли она оставила сей мир вовсе бездетной?

Роберт вздохнул, а за ним и Ричард.

— Эти саксонские имена… Они пишутся так, словно все буквы перемешали, как игральные кости, потом высыпали и пытаются прочесть в том порядке, как они легли. — Роберт заглянул в шпаргалку. — Аэльфгифу, — прочитал он по слогам. — Но я слышал, епископ Винчестерский называл ее Альгивой. На твой второй вопрос я отвечу цифрой одиннадцать. Младшему ребенку, рождение которого стоило ей жизни, сейчас около полугода. Из остальных десяти старшему теперь тринадцать, пожалуй, уже четырнадцать. Но на пару-то лет ты их, во всяком случае, старше!

В этом слышалась мольба. И ни Роберт, ни Ричард не подымали глаз.

— Так вот что мои братья называют хорошей партией!

Братья молчали, потом вступил Ричард:

— Вовсе не обязательно, чтобы королева — кем бы она ни была — занималась ими сама. Разумеется, с тобою отправятся все женщины, какие тебе понадобятся.

— А что на это говорит мама?

И снова братья отвели глаза.

— Ей еще не говорили. Мы желали бы прежде услышать твое собственное мнение.

Эмма усомнилась, однако, что это — знак уважения, и, подумав об одиннадцати пасынках и падчерицах, поинтересовалась:

— А когда же, в таком случае, состоится свадьба, если мое мнение действительно что-то значит?

— Как я понимаю, ближе к весне, — отвечал Ричард. — Прежде положено истечь году траура. К тому времени, мы надеемся, ты немножко выучишь свой новый язык. У епископа Эльфеа есть один монах, датчанин по происхождению, которого он и предоставляет в твое полное распоряжение.