Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Да, вот тогда-то, пока длилось скорбное время, епископ Винчестерский Эльфеа улучил подходящий момент и со всякими экивоками впервые намекнул королю, что детям нужна мачеха, а Англии — королева.

Он и сам задумывался на сей предмет. Но не рановато ли заявлять об этом во всеуслышанье? Да и как выбрать супругу в раздираемой усобицами стране, без того, чтобы завистники из других знатных родов не завопили, что-де у короля нынче в милости те, а не другие?

— Не худо бы бросить взгляд за пределы Англии, — советовал епископ. — Я говорю о материке.

— О материке? Где лопочут не по-нашему? Хороша будет мать малым детям!

Епископ повертел свой перстень, знак сана, чуть потускневший от прикладывавшихся к нему бесчисленных губ. Улыбнулся:

— Новый язык нетрудно выучить, особенно тому, кто еще не стар. Английские короли слишком долго сочетались браками с женщинами своей страны. Не всегда это приносило благо. При всем уважении к памяти твоей присноблаженной матушки…

Епископ так и не договорил, но Этельред понял и признал его правоту. Причем в сознание короля закралось кощунственное сомнение: а так ли уж уверен сам епископ, что его покойная матушка заслужила вечное блаженство? Сдается, что в ближайшее время королеве Эльфриде, невзирая на принятое последнее помазание, предстоит все же очистительный пламень…

Этельред, помнится, и сам возразил точно таким же образом, когда мать сказала, что нашла ему подходящую супругу — Альгиву, дочь эрла Мерсии. Этельред не имел понятия ни о самой девице, ни о том, насколько она ему подходит. Но в его душе, истерзанной распрями между кланом матери и родичами матери Эдварда, все восставало против подобного брака: не лучше ли поискать невесту на стороне — хотя бы в Шотландии или Уэльсе?

— Оттуда нечего взять, — оборвала его королева, — и тебе самому следовало бы знать это. Там нет невест, способных приумножить славу нашего дома.

Все вышло, как решила мать; так бывало всегда, как бы он поначалу ни сопротивлялся. В конце концов он согласился, что мать не ошиблась с выбором: Альгива оказалась смирной племенной телкой и даже не пыталась перечить свекрови или бороться за власть. Довольный Этельред награждал ее ребенком каждый год — одиннадцать детей за четырнадцать лет брака, не считая побочных, это говорит за себя! Но сердце короля Альгива не трогала. Он по-ребячески мстил матери, деля ложе с каждой более или менее привлекательной женщиной ее двора; и всегда находился кто-то, кто доводил это до сведения Эльфриды, — а дальше сын предоставлял матушке свободу действий.

Что же думала его собственная супруга относительно его посевов на чужих пашнях, он не знал, она никогда и заикнуться о том не смела, а он и подавно.

Нет, тогда он все же огрызнулся, прежде чем уступить воле матери. Неплохо зная родословную англосаксонских королей, он осмелился просветить королеву-мать на тот предмет, что второю женой отца Альфреда Великого была дочь французского короля. На что Эльфрида тотчас возразила, что брак их не был счастливым и подражать ему не след: даром что он оказался бесплодным.

Епископ Эльфеа испугался, что мысли короля примут какое-то иное направление, и поторопился вернуться к теме разговора.

— Есть и другая веская причина к тому, чтобы, как говориться, за семь рек ехать по воду. Породнившись с другим королевским домом, можно обрести ценных союзников.

— Надо надеяться, союзники эти живут недалеко, — перебил король, разглядывая черенок лежащего на столе ковша. — Иначе немного от них проку.

Предложение епископа заинтересовало Этельреда в известной мере; но до поры не стоит выказывать особое рвение перед этим князем церкви.

— Возможный сильный союзник живет на юге от нас, — продолжил святой отец, пытаясь изобразить карту, для чего макал палец в расплесканное по столу пиво. — Это ближайший морской сосед Уэссекса, а путь морской, как известно, есть путь наикратчайший.

Король так встрепенулся, что выронил изо рта половинку грецкого ореха, которую не успел проглотить.

— Франция? — ухмыльнулся он. — Там король настолько безвластен, что его утесняют распрями собственные герцоги, графы и бароны. К тому же он — как это называется — парвеню!

Этельред остался доволен, что ввернул французское словцо. Епископ-то, похоже, прежде его и не слыхал, по крайней мере, в таком произношении, но знал латынь и не без основания предположил, что у галлов так именуют выскочку.

— Сир, я говорю не о короле Роберте, но о Ричарде, необычайно удачливом герцоге Нормандском.

Король Этельред уставился на епископа, забыв закрыть рот, и выронил еще несколько ореховых крошек. Когда челюсти его вновь сомкнулись, он некоторое время молча жевал, обдумывая ответ.

Нормандия… Меньше ста лет прошло с тех пор, как хёвдинг датчан, главарь морских разбойников, мертвой хваткой вцепился в низовья Сены, так что королю французскому пришлось уступить их в ленное владение ему и его норманнам… Если уж на то пошло, вот кто выскочка, герцог этот! Но, с другой стороны, именно нормандских герцогов епископ назвал «необычайно удачливыми». Покуда остальная Франция распадается на части, раздираемая стычками знати, Нормандия процветает в мире и делается все богаче. Нормандская конница славится повсеместно. Нормандцам завидуют, но тронуть не смеют, и прежде всего благодаря превосходному тамошнему войску. Помимо огромных богатств, нормандские герцоги осознали необходимость сосредоточить всю полноту власти, так сказать, у себя дома. Никто не смеет с ними спорить. Ну, кое-кто пытался, но чем это кончалось? Король Этельред совсем недавно узнал от своих советников, как герцог задушил восстание крестьян, точнее — недовольство, которое могло бы разгореться в восстание. Крестьяне роптали, что герцог полностью присвоил себе право охоты, за малым исключением. Они требовали, чтобы леса стали опять свободны, как в старые времена. Герцог Ричард — уже новый, называемый Вторым, — послал своего дядю, брата матери, на переговоры с разгневанными крестьянами. Те поверили обещаниям. А потом каждый из смутьянов лишился руки и ноги: вот, мол, вам, пожалуйста — ступайте и охотьтесь, как сможете!

С той поры больше никто не жаловался.

Король Этельред признал, что ему есть чему поучиться у соседа.

— Не люблю я датчан, — пробормотал король, желая выиграть время и услышать новые аргументы епископа. — Датчан и так многовато, даже тут, в Англии. А эти нормандские герцоги еще и покровительствуют проклятым викингам, причиняющим нам столь тяжкие раны в последнее десятилетие.

С новым нормандским герцогом Этельред незнаком: тот у власти от силы четыре-пять лет. Но с отцом его, первым Ричардом, десять лет назад Этельред едва не вступил в самую настоящую войну. Тогда Этельред снарядил флот и, хоть особых успехов не добился, все же поднял изрядный шум и тем заставил папу и некоторых христианских государей оказать давление на Ричарда, чтобы тот перестал, наконец, прикрывать и поддерживать скандинавских язычников в их походах на мирную Англию. Ричард отвечал, что, как добрый христианин, сделает все, дабы успокоить английского соседа. Был заключен договор, и все шло к миру и согласию. Покуда снова один опустошительный набег за другим не накатили на английский берег. У Этельреда имелись явные доказательства, что норманны опять швартовались в устье Сены и что принимали их там радушно.

— Взять хотя бы битву при Мэлдоне, — продолжал король. — Двадцать две тысячи фунтов стоило нам откупиться от этих норманнов, притом, что мы так и не получили длительного мира. Двухлетнего дохода стоил этот «мир» моей казне! А потом разбойники уплыли в Нормандию и праздновали в Руане свою победу! Не оттуда ли мне брать новую жену?

Епископ вздохом подавил смешок. Разумеется, происходившее с Англией, мало располагало к смеху, но неспособность Этельреда защитить собственные морские границы с годами вошла в поговорку, причем, не только в Англии. «Поезжай в Уэссекс, — гласила она, — погромче пошуми: английский король за это золотом платит».