Русские святыни

Православная идея общежития, как совместного жития в любви, единомыслии и экономическом единстве, по-гречески «киновия», по латыни «коммунизм» (Флоренский П.), всегда жила в русской душе. Монастыри, как центр экономической, художественной, просветительской деятельности, представляют собой, по мнению монаха К. Н. Леонтьева и священника П. Флоренского, действительное воплощение и осуществление коммунистических идей. "Там не говорят: это мое, это твое; оттуда изгнаны слова сии, служащие причиною бесчисленного множества распрей. И заметь, что касательно того, что принадлежит вообще всем, не бывает ни малейшей распри, но все совершается мирно. Если же кто-нибудь покушается отнять что-либо и обратить в свою собственность, то происходят распри, как будто вследствие того, что сама природа негодует, что в то время как бы отовсюду собирает нас, мы с особым усердием стараемся разъединиться между собою, отделиться друг от друга, образуя частные владения, и говорим эти холодные слова: "то твое, а это мое". Тогда возникают споры, тогда огорчения. А где нет ничего подобного, там ни споры, ни распри не возникают. Следовательно, для нас предназначено скорее общее, чем отдельное владение вещами, и оно более согласно с самой природой". [307]

Социализм или коммунизм, как служение общему делу, сверхличным ценностям, вполне органичен православию. Это вовсе не значит, что социализм возможен только религиозный. Но как только социализм перестает пониматься как выявление и условие коренных начал человека ("возлюби ближнего своего как самого себя" или "всестороннее и всемерное развитие каждого как условие развития всех") и рассматривается как удобный вариант сожительства, то он начинает вырождаться и выхолащиваться. Не случайно В. И. Ленин критиковал понимание социализма как организации "для удовлетворения нужд": "Этого мало. Этакую-то организацию, пожалуй, еще и тресты дадут". И добавлял, что социалистическая организация нужна "не только для удовлетворения нужд членов, а для обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества". [308] Не для удовлетворения нужд, но для выявления в каждом и для каждого всей системы ценностей вплоть до высших и глубинных святынь — любви, добра, истины и красоты во всем их многообразии. Если же "удовлетворение нужд" становится главной целью общества, тогда оно вырождается в весьма прозаичное буржуазное мещанство (шведская модель "социализма"), вульгаризуется и отождествляется с самыми элементарными житейскими требованиями. Потому очень важен и отраден поворот компартии России к православию как союзнику в деле возрождения России, ибо только на путях взаимного диалога и сотрудничества возможно действительное преодоление тяжелейшего кризиса, охватившего все сферы национальной и государственной жизни. "Христианство дает для социализма недостающую ему духовную основу, освобождая его от мещанства, а социализм является средством для выполнения велений христианской любви, он исполняет правду христианства в хозяйственной жизни". [309] Понятна существующая у русских склонность к общинным формам собственности (монастырь, приход, братства, община, артель и т. п.) и здоровое, трезвое отношение к собственности как таковой. "Ни золото, ни имения сами по себе не приносят вреда, но вредно пристрастное их злоупотребление" (Марк Подвижник).

"У русского нет уверенности в том, что его собственность свята (в отличие от европейца, добропорядочный бюргер не способен бросить своего имущества, не сожжет дом, не пожертвует всей собственностью, если это необходимо в ходе военных действий подобно русским людям практически всех слоев общества), что пользование жизненными благами оправдано и что оно может быть согласовано с совершенною жизнью". [310]

Напротив, всякая деятельность, направленная на обогащение, сопровождается чувством неправоты и стыда. Состояние богатства достигается обманом, хитростию, преступлением, всегда коренится в какой-либо несправедливости, а потому воспринимается как грех, как наказание.

Отсюда типично русское явление — полностью потратить накопленное состояние на милостыню и социальное служение (строительство храмов, больниц, школ, музеев и т. п.), раздарить все до последней копейки и пойти спасать свою грешную душу:

Конечно, все это еще не означает, что русская действительность не знала самого института частной собственности. Кулак и «мироед» — тоже одно из явлений русской жизни, но никогда ни кулак, ни мироед, ни вообще частный собственник не привлекали трудового человека, никогда не выступали в качестве желанного примера, а порой открыто вызывали сложное чувство неприязни, сожаления и отвращения. Потому всякие попытки введения в России европейской системы парцеллярного раздела земель и частной собственности на землю полностью проваливались и обыкновенно заканчивались или убийством новоявленных «буржуев», или поджогами их домов и имений.

Западные критики постоянно видят в социальном, а значит, соборном русском начале цепи, сдерживающие развитие личности. Думается, что воспитание человека прямо зависит от того, как много воспринятого от других людей человеческого он сделает своим — это и речь, и поступки, и чувства. Никогда дети, воспитанные волками, не становятся полноценными людьми. Если же человеку предоставлена свободная воля, то социализация проходит таким образом, что в нем в высшей степени сильно развивается личностное начало. Это и есть русский путь. Не случайно от Ю. Крижанича до В. Шульгина, Н. Лосского и любого, видящего нынешнее неустроение, всеми отмечается, что "вследствие свободного искания правды и смелой критики ценностей, русским людям трудно столковаться друг с другом для общего дела. Шутники говорят, что когда трое русских заспорят о каком-либо вопросе, в результате окажется даже и не три, а четыре мнения, потому что кто-либо из участников спора будет колебаться между двумя мнениями". [311]

Христианство учит, что совершенство личности заключается в ее нравственной отдаче. [312] Достоевский с его, по словам Н. Бердяева, "исступленным чувством личности", истолковал этот акт-отдачу. Это не безличное служение раба, это свободный выбор человека: "Разве в безличности спасение? Напротив, напротив, говорю я, не только не надо быть безличностью, но именно надо стать личностью, даже в гораздо высочайшей степени, чем та, которая определилась на Западе. Поймите меня: самовольное, совершенно сознательное и ничем не принужденное самопожертвование всего себя в пользу всех есть, по-моему, признак высочайшего развития личности, высочайшего ее могущества, высочайшего самообладания, высочайшей свободы собственной воли. Добровольно положить собственный живот за всех, пойти на костер можно только сделать при самом сильном развитии личности. Сильно развитая личность, вполне уверенная в своем праве быть личностью, уже не имеющая за себя никакого страха, ничего не может сделать другого из своей личности, то есть никакого более употребления, как отдать ее всю всем, чтобы и другие были такими же самоправными и счастливыми личностями". [313]

И русская литература, и философия, и война рассматривались в России как общественное служение, долг перед людьми бывшими, живущими и будущими. Самопожертвование в бою — самое наглядное проявление подвига как выражения личной воли. И все же наиболее интересная вариация личного выбора, личной воли, личного подвига — это русские святые.